Проект «Живая память»: портрет родовой. Часть 15. Из воспоминаний Анны Ивановны Воросовой
Анна Ивановна Воросова родилась на территории Китая в городе Маньчжурия в 1924 году. Отец Воросов Иван Никанорович – казак, поэт, один из деятелей русской эмиграции в Китае. В СССР переехала в 1954 году, проживала на территории Кемеровской области и Красноярского края, работала в школе учителем русского языка и литературы. Написала мемуары, в которых подробно описывает историю своей семьи.
Имеющиеся в нашем распоряжении воспоминания Анны Ивановны Воросовой мы разделили на 2 цикла. Первый цикл «В августе 1945-го» посвящен событиям накануне и во время Маньчжурской операции советских войск. Второй цикл «Портрет родовой» поведает об истории семьи Воросовых, проживавших на протяжении нескольких десятилетий в Китае.
Лёля близко держалась к нашему семейству: наши интересы были ей интересными, папа тоже, пока был жив, поддерживал её во всем, поэтому, когда мы переехали в Хайлар в 1928-м г, Лёля была с нами, и жили мы все в одной квартире. И после смерти папы делила наши тяготы в Харбине, а вот при возвращении из Харбина Лёля с Иваном Семеновичем остановились в Хайларе на постоянное жительство.
Наше сиротство обсуждалось много, было много вариантов, как нас воспитывать: кто советовал определить нас в закрытые учебные заведения, но Шурик не захотел там учиться, сбежал из лицея св. Николая, кто предлагал кого-нибудь отдать в дети. Лёля с Иваном Семеновичем не остались в стороне, только мнения их разошлись: Лёля безумно любила Шурика, поэтому для неё выбор был однозначный, а Иван Семёнович был склонен удочерить меня. По всей видимости, это и послужило тому, что вскорости после нашего возвращения из Харбина Лёля с Иваном Семеновичем приехали в Маньчжурию за своими вещами, а возвращались уже не поездом, а на телеге, взяли меня с собой в Хайлар.
Отчетливо помню наше путешествие. Лето. По утрам прохлада, а днем жара, безоблачное яркое голубое небо. Ковер разноцветных растений: одуряющий запах полыни, мелкие-мелкие с яркими цветами лилии, незабудки, розовые и голубые кашки, изредка встречались саранки. И все это сочеталось со звуками в небе жаворонков и насекомых. С полынью, которая так густо росла по степи, у Воросовых были свои суждения. В 20-е г. дядя Малый, еще не будучи женатым, болел: у него на ступне ноги была незаживающая рана. Однажды к ним на ночлег попросился прохожий – старик, а узнав, в чем дело, почему хромает парень, посоветовал эту полынь приложить пучком к ране, поливать теплой водой, а потом по окончании процедуры осмотреть на свет: оказалось, в полыни кишел целый клубок живых существ, похожих на длинные волосы. Так делали несколько раз, пока не вышел последний толстый волос. Волосинец – так назвал эту болезнь старик. Нога у дяди Малого зажила, и он перестал хромать.
Итак, мы едем по степи. Солнце палит нещадно с безоблачного неба, даже кажется насекомым летать лень, всем хочется спрятаться куда-нибудь в тень. Мы делаем остановки на каждой будке (так называются железнодорожные пункты, располагающиеся между разъездами, как раз посередине, через пять верст) и на разъездах. Самый первый разъезд – это Касимовский, который хорошо был известен дедушке, там находился постоялый двор, содержателем которого был китаец Иван, а жена у него была русская, Ира Пенкина, тоже хорошо знакомая нам, очень уютная, пышная, светловолосая с рыжеватым оттенком и своеобразным говором. Своего мужа она называла Джангуйда (хозяин). Она была старше мамы, но все, в том числе и мы, звали её Ира. В свои приезды в Маньчжурию она останавливалась у нас, и мы с интересом, сидя за большим столом, смотрели, как она с аппетитом ест, приговаривая «скусно», и много рассказывает.
Нас она приняла очень хорошо, в разговоре с Лёлей у неё было что-то общее. От станции Чжалайнор до станции Цаган дорога шла большей частью вдоль Аргуни. Сделав остановку, мы купались, Иван Семенович на переметы поймал несколько щук и сомов, а мы с Лёлей варили уху. У них был с собой треножник, на котором подвешивался котелок, и под ним разводили костер. Всё бы хорошо, но что уха, что чай пахли дымом, а мне это не понравилось, и я так и не полюбила пищу, сваренную в поле.
В Цагане нас предупредили, что между Цаганом и Харханте орудуют шайки бандитов, которые грабят проезжих. Причем это были не китайские хунхузы, а русские. И даже нам назвали несколько фамилий. Мы тронулись в путь, лошадь проваливалась в сыпучий песок, нам с Лёлей приходилось пешком прокладывать свой путь, было изнурительно жарко, а раскаленные песчинки обжигали ноги. Хорошо, что не было ветра, а то бы он поднял песок, и на было бы трудно дышать.
Вдруг из-за холма выехала группа всадников, они, лихо заломив папахи, как –то боком сидели в седле, как будто готовились к дальнему пробегу. Мы остановились, «И, о, ужас!» «И, о, счастье!» Предводителем их оказался сын дедушкиного друга Алексей Балагуров. Он поздоровался, но руку почему-то не вытащил из правого кармана. Лёля впоследствии предположительно объясняла, что так у него был заряжен пистолет.
Дедушкин друг Балагуров Ефим находился с Воросовыми почти в родственных отношениях, Очень часто гостил и не по одному дню. Балагуровы жили в Зареченском поселке. У них было пятеро детей: Шура – Лёлина подруга, Петр, Алексей, Вера и Евстолия. Видимо, они были зажиточными. Я помню (наверное в 1928 г.) у них было какое-то торжество, и мы всем семейством гостили у них. В этот день был Крестный ход, и они ожидали, что к ним во двор привезут икону и начнут служить молебен. Посредине двора стоял стол, накрытый белой скатертью, на котором стояли стаканы с рисом вместо подсвечника, а после молебна был праздничный обед. Мне запомнилось, как Балагуров во время молебна подставил свою склоненную голову, на которую священник поставил свое евангелие и читал.
Среди всех Ворсовых ребят до 1929 г., до рождения Ванюшки, я была самой младшей, и это давало им повод давать мне прозвища, подсмеиваться надо мной. Однажды во время очередного визита к ним Балагурова Василий (двоюродный брат) в сердцах закричал: «У, Балагур несчастный!». Взрослые смутились и потом долго чувствовали себя неловко.
Дедушку Балагурова увезли в Советскую Россию в 1929-м г., во время советско-китайского конфликта, за что, про што – неизвестно, и больше о нем никто ничего не слышал. И сразу же семья распалась: старшая Шура разошлась со своим мужем и вышла замуж за китайца. Это было большим позором, но бабушка Балагуриха, сохранившая традицию гостить у нас по неделям, как-то потерянно оправдывала её: «Жить – то теперь ведь только за китайцем». Алексей подался в разбойники, у Петра и Веры жизнь сложилась более-менее благополучно, а в жизни Вистолии тоже было мало радости: у неё родился сын, которого она была не в состоянии воспитывать. И мальчика вместе с ней усыновили богатые Коваленковы. Мальчик прожил лет 13- 15 – трагически погиб.
Алесей и его команда не причинили нам ничего, были очень внимательны и даже какое-то расстояние сопровождали нас. В остальном ехали без приключений.
Продолжение следует …
Публикация подготовлена научным сотрудником отдела истории М.Ю. Новоселовым
Актуальные новости
Все новости
«В трудах для вас, без меры, выше сил»: дети декабриста Владимира Раевского в Красноярске
«Будьте слова мои крепки и лепки…» Народная медицина в Енисейской губернии.
