Проект «Живая память»: портрет родовой. Часть 18. Из воспоминаний Анны Ивановны Воросовой
Анна Ивановна Воросова родилась на территории Китая в городе Маньчжурия в 1924 году. Отец Воросов Иван Никанорович – казак, поэт, один из деятелей русской эмиграции в Китае. В СССР переехала в 1954 году, проживала на территории Кемеровской области и Красноярского края, работала в школе учителем русского языка и литературы. Написала мемуары, в которых подробно описывает историю своей семьи.
Имеющиеся в нашем распоряжении воспоминания Анны Ивановны Воросовой мы разделили на 2 цикла. Первый цикл «В августе 1945-го» посвящен событиям накануне и во время Маньчжурской операции советских войск. Второй цикл «Портрет родовой» поведает об истории семьи Воросовых, проживавших на протяжении нескольких десятилетий в Китае.
Номонхан.
39-год был богат на события. Где-то, видимо, в мае месяце японцы развязали войну с Монголией: они были поглощены захватническими идеями, им мало показалось той территории, которую они оккупировали.
Сначала они громко заявляли о своей победе, а через Хайлар день и ночь всё шли и шли машины с военной техникой, солдатами, летели эскадрильи самолётов (некоторые любители насчитывали их до сотни), но получив отпор, стали готовиться к обороне. По словам Озав, предполагали налёты на Хайлар. Приказали жителям затемниться, с этой целью раздали бумагу, от запаха которой мы задыхались. Город весь погрузился во тьму.
Неожиданно безвести пропали дядя Миша и Василий. Им приказали явиться на какой-то пункт вместе с телегой, и о них в течение трёх месяцев не было ни слуху ни духу. Все прояснилось в августе, когда они вернулись: оказывается их угнали на Номонхан, там они подвозили снаряды, подбирали убитых. Вернувшись, дядя Миша рассказывал, что японцы никакие не победители, зато в сводках все время сообщалось о их победе и вскользь упоминалось, что идет выравнивание границы и что убитых было столько, что не успевали их кремировать. У японцев всех покойников сжигают. С солдатами, по рассказам Катози, обстояло так: пепел сожженных они помещают в небольшие урны и устанавливают в храме Чурейто, поэтому,идя в бой, японские солдаты, прощаясь друг с другом, говорят: «Встретимся в Чурейто». В Хайларе был этот храм, он представлял собой высокую серую коробку без всякихих архитектурных украшений, внутри состоящую из полок, на которые ставились урны. После войны 45-го года храм был раскрыт, мы туда заходили: кроме пустых полок там ничего не было.
С Василием на Номонхане произошел такой случай: японцы отправили его на оставленные ими позиции на телеге забрать проволоку. Там уже орудовали русские, забирали трофеи и, ничегоне подозревая, помогали Василию. Только когда Василий поехал в сторону японского фронта, открыли огонь.
Японцы не были обескуражены своим поражением, напротив, неустанно твердили о своей победе.
12-го сентября – День Ангела Шурика. Лёля всегда отмечала его багатым застольем, на котором среди прочих гостей присутствовал одноклассник Николай Котеленец. О политике не говорили: уже было развито стукачество, все боялись, считая, что «у стен есть уши, а у потолка есть глаза». Николай же откровенно высказался о том, что японцы потерпели огромное поражение, что отступление было никакое не выравнивание границы, а самое настоящая капитуляция. Все испуганно замолчали. За столом воцарилось неловкое молчание, разговор никто не поддержал, боясь провокации. Потом долго удивлялись смелости Николая. А Лёля шепотом рассказывала об этом только самым близким проверенным людям.
В конце сентября или начале октября город встречал «доблестную японскую армию» как победительницу. Встречающими были японцы из всех видов служб и школы: русская, китайская, монгольская (вот японской школы я почему-то не помню).
День был серый, пасмурный, холодный. Мы долго стояли на развилке двух улиц, в том месте, где начинается Старый Город. Техники я не помню, а вот солдаты шли, хмуро чеканя шаг: торжества победителей не было видно.
Без пересудов все разошлись по домам, а в прессе появилось скупое сообщение, что события под Номонханом закончились победой, результатом чего явилось выравнивание границы. Все знали, что это была за победа, но молчали. Японцы бурно восхваляли одного русского парня – Михаила Натарова – героически погибшего. Скорее всего это неправда, но эта тайна никогда не будет раскрыта.
Лёля принимает участие во встрече императора Мань-Чжу-Ди-Го Пу-И.
Это было в теплое время года 41-го или 42-го. Хайлар к этому времени стал крупнейшей военной базой. По моим теперешним соображениям, к этому времени, видимо, сооружение военных объектов было завершено, поэтому японцы демонстрировали перед императором результат своей деятельности. На встречу русских, конечно, не приглашали, хотя его приезд широко оповещался. Возможно, руководство бюро эмигрантов, ну и ряд каких-нибудь политических деятелей должны были присутствовать на встрече.
Лёля попала туда следующим образом: японцы абсолютно все шли на эту встречу, и Кетози-сан с согласия других японок взяла Лёлю с собой. Японки все были одеты одинаково, то есть поверх своих кимоно они надевали белые фартуки. Лёля тоже была снабжена таким фартуком и, не выделяясь от японок ростом, была поставлена ими во второй ряд. Это дало ей возможность лучше рассмотреть императора. Когда он, приветствуя присутствующих, проходил мимо колонны японских женщин, Лёля дерзнула в то время, как японки стояли в низком поклоне, не смея поднять на него глаза, Лёля подняла голову. Впечатление он произвёл приятное: высокий, стройный, с благородными чертами лица и всей осанки – так она сумела оценить его за это мимолетное мгновение.
Продолжение следует…
Публикация подготовлена научным сотрудником отдела истории Новоселовым М.Ю.
Актуальные новости
Все новости
«В трудах для вас, без меры, выше сил»: дети декабриста Владимира Раевского в Красноярске
«Будьте слова мои крепки и лепки…» Народная медицина в Енисейской губернии.
