«… В науке остался простым рядовым». Памяти Михаила Ефимовича Киборта
Михаил Ефимович Киборт.
(Скончался 1 января 1916 года).
Не стало одного из симпатичнейших, хороших людей. В 9 часов вечера в первый день нового года скончался на 78-м году жизни М.Е Киборт. Это был один из старейших граждан г. Красноярска и, быть может, самый старейший представитель «невольных граждан» этого города. М.Е. явился в Красноярск очень молодым человеком, не кончив медицинского образования, в результате политического процесса. Он провел много времени в тюремном заключении и был сослан на поселение.
Впоследствии в силу разных манифестов он получил права, за исключением особых прав и преимуществ. Чтобы получить и последние, надо было подать прошение о возвращении их в порядке милости. Такое ходатайство считается простой формальностью, не затрудняющей ни просителя, ни начальство. Но, несмотря на просьбы друзей и советы начальствующих лиц, М.Е. не счел возможным подать такое прошение. Он так и умер не восстановленным в правах. Этот факт один может свидетельствовать о высокой нравственной силе покойного. Всю жизнь он прожил пролетарием и в последние годы должен был предаваться горькой думе, как быть, если последние стариковские силы оставят его, и нельзя будет работать.
В более молодых годах М.Е. занимался частными уроками. Он был хорошим репетитором. И заработок у него всегда был. Но в старости ему пришлось заняться «письменной частью». Служил он в банке, в городской управе, в губернском управлении. Заработок едва ли превышал 40-50 руб. в месяц. В губернском управлении ему поручили составление статистических обзоров и другие работы, требовавшие для исполнения интеллигентности и образования. Несмотря на это, официально это был вольнонаемный писец, бесправный и плохо оплачиваемый. Ему не давалось ни наград, ни прибавок. Его как будто только терпели, а он был нужный работник. Несмотря на такое трудное материальное положение, М.Е. Киборт был бойкий старик, всегда одушевленный и интересный собеседник, живой кладезь сведений из жизни местной интеллигентности и местных научных исследователей.Эту бодрость и живой дух поддерживала в нем заполнявшая М.Е. великая любовь к знанию, к науке. Он был неутомимым исследователем и научным работником. Его орнитологические коллекции находятся в Красноярском и Минусинском музеях, в Академии наук и за границей. Имя Киборта, как орнитолога, известно среди специалистов. Выдающиеся ученые состояли с ним в оживленной переписке по вопросам специальности и по вопросам местных исследований. Но как свою материальную жизнь не гнувшийся старик не хотел устроить небольшой уступкой совести, так он не сделал ровно ничего, чтобы создать себе определенное положение в науке, в рядах ученых специалистов. Он зарабатывал себе хлеб в качестве «низшего служащего» и в науке остался простым рядовым. Он ограничился собиранием коллекций, помощью ученым специалистам, доставкой научного материала в ученые учреждения. Между тем, при его глубоком знании местной авиофауны и большой начитанности, ему было достаточно написать несколько брошюр, чтобы его имя всегда цитировалось в ученых трудах и сохранилось прочно в рядах ученых авторов. Он этого не сделал и не сделал именно в силу какой-то повышенной совестливости, щепетильности, не позволявшей принимать меры в целях личного благополучия. Это не было равнодушие. М.Е. чутко относился к вниманию, оказанному его трудам, и с благодарностью воспринимал признание его заслуг. Но привлечь самому внимание других к себе – это было ему не по душе. Зато, когда нужно было придти на помощь другим в ученых работах, М.Е. не проявлял совсем сдержанности. Тут он готов был произвести большой шум, чтобы протежируемый им исследователь не оставался незамеченным, в тени. Под псевдонимом или даже подписываясь собственным именем, М.Е. писал статьи, посвященные заинтересовавшим его работам, иногда далеким от его любимой специальности, инспирировал газетные заметки, хлопотал, чтобы получше устроить приезжего ученого, путешественника, кипел и волновался.
С большой страстностью относился М.Е. Киборт к противникам в вопросах своей специальности, но и к вопросам общественной жизни. Ошибки, неточности волновали его, небрежность выводила его из себя. При виде этого почти восьмидесятилетнено старика, пылко доказывающего заблуждение противника в определении какой-нибудь пичуги или в освещении ее образа жизни, можно было подумать, что дело идет, по крайней мере, о судьбе города.
До самой смерти М.Е. Киборт сохранил этот живой интерес не только к вопросам специальности, но и к вопросам общественной жизни. Здесь у него были также определенные взгляды, в которых он не склонен был делать уступки. Он был поляк, и судьбы родной страны не могли не занимать большого места в его сердце. Может быть, этот многострадальный народ увидит воссоединенной свою страну, как достигли столь близкие ему по историческим судьбам итальянцы осуществления своего девиза: unita e liberta Михаилу Ефимовичу до этого «ныне отпущаеши» не довелось дожить. Он и здесь не был счастлив.
М.Е. не был счастлив. Но его судьбу нельзя променять на судьбу многих людей, которых в обычном смысле принято считать счастливыми. Он прожил свою жизнь безукоризненно честно, достойно звания человека и стойко пронес свое знамя до могилы. Его труженическая, скромная жизнь была озарена ровным, но ярким светом служения идеям высшего порядка, научному знанию. И когда над его могилой ксендз произносил святые слова молитвы: «Lux perpetua luceat eis» , думалось, что святой свет знания и в земной жизни светил почившему хорошему старику и согревал его сердце в этой холодной, полной лишений и незаслуженных страданий обстановке. Он давал ему тепло и отраду, ту жизнерадостность, которая делала такими приятными встречи и беседы с Михаилом Ефимовичем.
М.Е. производил чрезвычайно располагающее впечатление своей жизнерадостностью и одушевлением.
Я познакомился с ним впервые в Иркутске, куда он приехал в 1901 г. с двумя другими делегатами из Красноярска для участия в юбилейных празднествах в честь 50-летия Вост(очно)-Сиб(ирского) отдела Географ(ического) общества (ВСОРГО было образовано 17 ноября 1851 г. – Т.К.). Подвижный, быстро двигавшийся, М.Е. принимал самое живое участие в праздничной сутолоке. Он был в то время консерватором Красноярского музея, в основании которого принимал деятельное участие. Вместе с Мартьяновым, с которым его связывали дружественные отношения, они являлись представителями музейного дела. М.Е. был небольшого роста, с большой окладистой, совершенно седой бородой. Несмотря на старость, держался прямо, даже молодцевато, и сохранил быструю походку. Вероятно, орнитологические изучения, связанные с постоянными экскурсиями, охотой, длинными странствованиями с ружьем на чистом воздухе, укрепили его организм.
До последнего времени он сохранил свежую память. Для нового журнала, который будет выходить в Красноярске («Сибирские записки» ), редактор его В.М. Крутовский убедил М.Е. написать воспоминания, которые фактически были бы историей местных изучений, историей науки в Енисейской губ., ибо М.Е. появился в Красноярске, когда не было еще ни местных научных работников, ни даже учебных заведений, и на его глазах жизнь далеко пошла вперед. Смерть не дала М.Е. выполнить эту задачу…
Пусть будет легка земля ему и вечный свет да светит ему!...
Н. Козьмин1.
Некролог был написан Козьминым Николаем Николаевичем (род. 1872 г.), уроженцем Сибири, общественным деятелем, историком, этнографом, журналистом. Окончил историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета. Учительствовал. Правитель дел ВСОРГО в 1905-1906 и 1897-1907 гг. В 1907 г. проживал в Минусинске, в 1910-1919 гг. служил по отводу земель в Енисейской губернии. В 1918 г. - один из членов областного губернского Комиссариата в Красноярске. С 1924 г. жил в Иркутске, профессор Иркутского университета. Арестован в 1937 г., скончался в тюрьме в 1938 г. Некролог М.Е. Киборта был опубликован в иркутской газете «Сибирь» (выходила в 1906-1918 гг.) 13 января 1916 г.
Н.Н. Козьмин дважды упомянул в некрологе, что М.Е. Киборт не был счастлив в жизни, перечислив лишь часть перипетий, которые пришлись на судьбу невольного сибирского поселенца. Не был он счастлив и в семейной жизни. 15 июля 1891 г. Михаил Ефимович отправляет в Енисейский губернский суд в гражданское отделение прошение об узаконении им двух незаконных сыновей, не имеющих ни отчества, ни фамилии, рожденных вне брака от сожительства с томской мещанкой Евдокией Алексеевной Носыровой. В «сожительство» податель прошения вступил в конце октября 1871 г., которое продолжалось до 23 апреля 1875 г., до дня заключения брака. В течение этого времени родились сыновья: Николай - 27 сентября 1872 г., Владимир - 9 декабря 1873 г. «Что касается определением тождества, признающей себя матерью, то такового произвести быть не может, так как мать указанных сыновей Носырева скончалась 14 ноября 1879 г., будучи уже законной женой, о чем есть свидетельство Покровской церкви от 11 июля 1891 г. Ни у жены, ни у детей движимого и недвижимого имущества нет». При прошении в суд были представлены свидетельства о возвращении прав потомственного дворянина, свидетельства о крещении сыновей, свидетельство о вступлении в брак. Указывалось место проживания – Песочная улица, дом Фролова.
Выходит, что М.Е. Киборт, овдовев в 1879 г., остался с сыновьями-погодками 6 и 7 лет. Дело об узаконении детей решилось быстро, возможно, не без протекции. 22 августа 1891 г. Енисейский губернский суд во главе с председателем суда С.М. Долинским и товарищем председателя М.С. Горбатовским вынес частное определение: «… Признать законными сыновьями бывшего политического ссыльного из дворян, а также по Высочайшему повелению Императора от 8 апреля 1887 г., восстановленного в прежде утраченных по суду прав». По заключению губернского прокурора ходатайство М.Е. Киборта об узаконении сыновей «подлежит удовлетворению, сыновей признать законными». Приводимые в определении сведения, должны быть переданы в духовную консисторию для отметки в метрических книгах. Тогда же, 22 августа 1891 г., Михаил Ефимович получил по расписке на руки все процессуальные документы. Таким образом, до решения суда, около 20 лет его дети считались незаконнорожденными. Больше в брак Киборт не вступал2.
Сердечность, воспитанность, благородство, отзывчивость, интеллигентность М.Е. Киборта, несмотря на безотрадность жизни и тяжело проживаемые годы, привлекала к нему всех, кто как-то общался с ним. Добрые люди и их помощь присутствовали в жизни Михаила Ефимовича, уважая его душевное расположение к человеку и совестливость. В фондах Красноярского краевого музея сохранилось письмо Киборта, адресованное на имя Ю.П. и И.А. Матвеевых, написанное деликатным, без преувеличения, изящным слогом, с благодарностью людям, протянувшим ему руку помощи. Письма - это важный информативный источник; в них, чаще всего, выявляется характер и личный мир пишущего.Красноярск.
18 июня 1888 г.
Многоуважаемый
Иннокентий Алексеевич.
Принося Вам и Юлии Петровне искреннюю душевную благодарность за Ваше любезное письмо с приложением ста рублей, я должен сознаться, что был сильно поражен мотивами этого приложения. Не зная за собою никаких пока еще услуг, оказанных нашему музею, я не имел и не имею права получать за них вознаграждение (Весной 1888 г. в Красноярске был избран Учредительный комитет, который должен был заниматься вопросами устройства музея. Председателем избран Н.К. Переплетчиков, товарищем председателя И.А. Матвеев).
Мне кажется, музей в данном случае лишь предлог, единственною же и главною причиною Вашего приложения – Ваше искреннее желание помочь мне в моих трудных обстоятельствах и жизненных невзгодах, а сознание всей тяжести положения дающаго, тем более принимающаго незаслуженное; уверенность в неизбежном отказе при личном предложении, вызвали в Вас решимость исполнить свое желание письменно, и наперед отказаться от выслушивания каких бы то нибыло объяснений.
Хотя, таким образом, Вы наложили на меня, так сказать, нравственное ярмо – род нравственных обязательств, но я тем охотнее принимаю их, что мне очень приятно быть Вашим должником и что Ваша надежда на мои будущие труды по музею не будет обманута. Вопрос же о пользе их пока прошу Вас оставить открытым, и не придавать им особеннаго значения. Будущее само покажет!
Примите же, добрейший Иннокентий Алексеевич, еще и еще раз выражение глубокой, сердечной признательности и искренней благодарности за Ваше сочувствие к стесненному положению людей и готовность оказать им посильную помощь, что Вы фактически доказали по отношению ко мне.
В заключение признаюсь, Вашей неожиданной субсидией Вы дали мне возможность, без всяких хлопот, побывать в Минусинске и тем исполнить желание Мартьянова, забросавшаго меня письмами с просьбой посетить его, а равно удовлетворили и мою заветную мечту.
Из боязни поставить Вас в щекотливое положение личною благодарностью, я выражаю ее письменно.
Пожелав Вам всего лучшаго в Вашей предстоящей поездке, остаюсь навсегда глубоко Вас уважающим и искренне преданным
М. Киборт.
Юлии Петровне прошу передать мое глубокое почтение3.
2 января 1898 г. при Обществе попечения о начальном образовании в Красноярске был открыт подвижной Педагогический музей, инициатором чего стала Красноженова Мария Васильевна, учительница географии женской гимназии, известная собирательница сибирского фольклора. Музей комплектовал и выдавал наглядные пособия городским и сельским учебным заведениям, в которых была большая нужда. М.В. Красноженова и руководила музеем на протяжении нескольких лет. В первый же год его существования были составлены 5 коллекций, которые предоставлялись во временное пользование школам. Нередко, наглядный материал и часть пособий изготавливались руками членов музея или его помощников: карты, муляжи, чучела и др. Часть пособий выписывались из разных городов, составлялась при музее и библиотека за счет пожертвований и небольшой субсидии от городской власти. В приводимом ниже письме речь идет о передаче Михаилом Ефимовичем Кибортом музею изготовленных чучел птиц.
26.IV. 1909. Красноярск.
Многоуважаемая
Мария Васильевна.
Несносная болезнь – инфлюэнца , завладевшая мной еще на Пасхе, держит меня в своих тисках и по настоящее время. Она же лишила и лишает меня возможности вполне исполнить данное Вам обещание.
Все - таки наперекор ей, анафеме, я посылаю Вам два экз(емпляра) двух своих брошюрок, с которыми Вы поступите, согласно сделанным на них надписям (Вероятно, речь может идти о следующих брошюрах: «Некоторые данные из жизни дубровника » и «Озеро Байкал и его фауна»). Остальное обещанное постараюсь доставить Вам в непродолжительном времени.
Затрудняет меня этикетирование объектов, предназначенных для Педагогического музея. Пожелав Вам всего наилучшаго, покорнейше прошу Вас сообщить мне программу для поступления в 6-й класс женской гимназии. Простите великодушно за последнюю просьбу.
Искренно глубоко Вас уважающий и преданный Мих. Киборт.
PS. Ответ на мою просьбу прошу прислать с моей внучкой, ученицей приготовительного класса женской гимназии – Любовью Киборт .
Лишь только окончательно поправлюсь, тотчас же явлюсь к Вам с обещанным4.
Публикуемые ниже два письма М.Е. Киборта, адресатом которых является Л.В. Смирнов, привлекают своим расположением и дружеской верностью. Леонид Васильевич Смирнов, уроженец Сибири, окончил в 1900 г. юридический факультет Московского университета, поступил на службу в Департамент полиции МВД. В 1903-1904 гг. состоял крестьянским начальником в Иркутской и Енисейской губерниях, до 1909 г. занимал должность горного исправника и податного инспектора в нашей губернии. В 1909 г. оставляет службу, намереваясь попытать служебного счастья в столице. Определился на службу в Департамент окладных сборов, в 1913 г. перевелся помощником делопроизводителя канцелярии Управления железных дорог. Но служба не задалась, Смирнова она не устраивала морально и в финансовом плане. В начале 1914 г. сибиряк знакомится с Григорием Распутиным и фрейлиной Анной Вырубовой, пытаясь заручиться их поддержкой. Однако, протекция не помогла (Письмо Г. Распутина на имя министра путей сообщения в 1909 - 1915 гг. В.С. Рухлова с ходатайством о помощи Л.В. Смирнову, последствий не имело. Письмо несколько раз публиковалось в разных источниках - Т.К.). Скорее всего, теплые дружеские отношения между Леонидом Васильевичем и Михаилом Ефимовичем сложились на почве взаимной любви к орнитологии. Вскоре Смирнов станет автором нескольких орнитологических брошюр. Возможно, обоих сблизила и жизненная неприкаянность: в чинах адресат Киборта в столице так не продвинулся. В начале 1918 г. Леонид Васильевич вернулся в Сибирь. Первое письмо отправлено Л.В. Смирнову в Красноярск, второе - в Петербург, на первом листе которого помета о получении: 14 окт. 1913 г.
6 января 1912 г.
Красноярск.
Глубокоуважаемый
Леонид Васильевич.
Потеряв окончательно всякую надежду на возможность лично поблагодарить Вас и, в особенности, Вашу матушку за память, поздравления и пожелания, спешу письменно выразить Вам и Вашей матушке мои искрения, глубокия пожелания в Новый год всего наилучшаго в жизни, главное, бодраго, крепкаго здоровья на многие, многие годы!
Предполагал быть у Вас в Новый год, но, вследствие сильнаго недомогания, холодов, боязни возврата бронхита, принужден был отказаться от этого удовольствия и сидеть дома. В понедельник 2 января настолько чувствовал себя скверно, что не мог быть на службе. Все дни с трудом ходил в Комитет , не теряя надежды поправиться.
Сегодня, в такой торжественный день твердо решил посетить Вас, но судьба судила иначе, принудив меня весь день просидеть дома.
Видимо, время, годы, жизненныя беды, а с ними и усиленная болезненность, берут свое, и приходится уже не бороться и покорять их, а вполне подчиняться им!
Искренно радуясь одному, что Вы, единственный из всех моих знакомых, не забыли старика! Пусть же Всевышний сторицей вознаградит Вас за это!
Примите же, глубокоуважаемый Леонид Васильевич, и передайте от меня Вашей высокоуважаемой матушке, мои заочныя поздравления и пожелания так же искренне, как искренне от глубины всей души они выражаются. Лишь только почувствую себя лучше, тотчас же явлюсь к Вам.
Искренно глубоко Вас
уважающий и душевно
преданный
Ваш Киборт.
PS. Статью свою по поводу «Материалов по птицам Енис(ейской) губ(ернии) я передал Вл(адимиру) Мих(айловичу) Крутовск(ому) с правом передачи ея в смысле, разумеется, стилистики. 10 декабря он ее увез с собою, отправляясь в Россию и за границу на 4 м(еся)ца. О праве переделки он просил меня лично, на что я согласился, вполне доверяя его большой опытности и умелым приемам в публицистике5.
6-го октября 1913 г.
Красноярск.
Глубокоуважаемый, дорогой, сердечнейший Леонид Васильевич.
Прежде всего, приношу полную повинность во всех своих пред Вами прогрешениях, надеясь на то, что повинную голову и меч не рубит. Если уж Вы все-таки захотите рубить ее, то в защиту ея скажу: что она стара, вся разбита житейскими невзгодами, судьбой и людьми, а по своей ветхости ей немного осталось вертеться среди грязнаго, злого и бесчеловечнаго мира, среди людей-зверей, с насаждением пожирающих друг друга! И я уверен, занесенная над головой Ваша рука, опустится невольно, и старая голова будет спасена! Ведь, верно? Далее, в отношениях моих к Вам, в моем к Вам расположении, скажу более, в сердечнейшем моем к Вам уважении, искренней глубокой преданности не произошли никаких перемен! Все осталось и останется по-прежнему! Поэтому не считайтесь Вашими письмами, простите старику его старческую леность и забывчивость, а его продолжительное молчание объясните этими старческими дефектами.
Однако, вооружившись пером, считаю своим нравственным долгом просить извинения в своей невежливости, что до сих пор не поблагодарил Вас за Ваше поздравление Св. Пасхи, и еще более, за присылку фотографии! Вполне уверен, что эта моя сердечная, хотя и сильно запоздалая благодарность, будет принята так, как бы она была выражена в самый момент ея появления!
Тяжело сознаться, что по недостатку времени, нездоровью и по многим другим причинам я не имел возможности с Пасхи посетить глубокоуважаемую Вашу мамашу. Полагаю побывать у ней на этих днях, чтобы узнать о Вашем житье-бытье и лично убедиться о здоровье дорогого Вам лица! Не буду обременять Вас сообщением о том, что творится у нас в великом и сильном мире, уверенный, что многое, даже очень многое, уже известно. Скажу лишь, что новый губернатор Крафт произвел первое впечатление очень приятное. При знакомстве с чиновниками и в частности с нашим Комитетом, он нашел стараго сослуживца по Минусинску в лице писца Силантьева, с которым он служил в Минусинском окружном полиц(ейском) управл(ении), будучи в нем столоначальником. Причем добавил, что в 1873 г. он был сельским писарем, а в 1877 г.- столоначальн(иком), в 1881 г. уехал в Петербург и чрез 32 года вернулся в Енисейскую губ(ернию). При заявлении о бытности сельск(им) пис(арем), Бологовской , поморщившись, вышел в коридорчик.
Крафт удивляется, что Бологовской выписал такую массу чиновников, как будто, за отсутствием местных служащих. Сам он выписал пока лишь полицмейстера, каковую должность, по его убеждению, должен занимать военный. Выписан ротмистр пограничной стражи какой-то бригады Квашнин – Самарин, на проезд ему переведено 300 р. За Бологовским в Вологду потянулись: Лаврентьев , Солонина , и Росновский . Все они уже получили назначения. Лаврентьев – исправн(иком), Солонина – полицмейстером Вологды с 1-го октября, а Росновский – правителем канц(елярии). Росновский получает 4-мес(ячный) отпускс сохр(анением) содержания.
Около 20 окт(ября) уезжает в Питер Кломинский . По словам Крафта, он и я земляки-уроженцы Витебской губ(ернии). Он и его родные – Динабургс(ого) уезда , я же – Людинск . Оставляя продолжение письма до следующаго раза, приношу искреннее извинение за свое молчание и при пожелании всего наилучшаго в жизни, главное – здоровья и здоровья, крепко жму Вашу руку, искренне, глубоко Вас уважающий, безгранично преданный и благодарный Ваш пок(орный) слуга.
Мих. Киборт6.
В 1892 г. М.Е. Киборт устроил в городском музее орнитологическую выставку в числе 122 видов, которая предполагалась для использования в научных исследованиях. К этому времени Михаил Ефимович обнаружил в окрестностях Красноярска и Красноярского округа около 229 видов. Чучела птиц представлены были на выставке не в натуральных позах, а для удобства (сложенные крылья?) так, чтобы их можно было легко хранить в фондах. Недостаток коллекции состоял в том, что у экспонатов отсутствовали глаза (искусственные), вызванные их дороговизной и отсутствием средств у создателя.
В конце декабря 1892 г. М.Е. Киборт был приглашен Комитетом в городской музей на должность консерватора, которую и исполнял по 1903 г. Вероятно, это было добровольное согласие, так как его деятельность на протяжении всего 1893 г. не оплачивалась. Скорее всего, семью нового консерватора взял на свое содержание председатель Комитета И.А. Матвеев. 12 декабря 1894 г. городская дума определила Михаилу Ефимовичу ежегодное жалование в 300 рублей, которое он начал получать с января 1895 г. За прошедший 1894 г. дума выдала Киборту вознаграждение в сумме 150 рублей.
Городской музей стал для М.Е. Киборта местом, где могла полнее реализоваться его орнитологическая и таксидермическая деятельность. Как только музей был открыт в 1889 г., Михаил Ефимович одним из первых пожертвовал в фонды коллекцию чучел птиц Красноярского округа. В 1907 г. поступила его сборная коллекция насекомых, главным образом жуков. В списке жертвователей Красноярского музея за 25 лет его существования следует, что Киборт собрал и передал в фонды: по зоологии - 802 единицы хранения, ботанике – 5, геологии и палеонтологии – 4, археологии – 1197.
В своем докладе по случаю 25-летнего юбилея Красноярского музея в 1914 г., его заведующий А.Я. Тугаринов заметил, что бывший консерватор М.Е. Киборт не сдал каталога поступивших за время его заведывания предметов, и приходилось пользоваться при их определении случайными заметками8. Это не совсем верно. После Михаила Ефимовича остались две большого формата тетради с надписями: «Книга для записи посетителей» и «Отчет за десятилетие музея 1889-1899 гг.», записи в последней тетради заканчиваются 1902 г.
В первой тетради отражена посещаемость музея на протяжение несколько лет: общественность города, учащиеся учительской семинарии, ученики воскресных школ, народных училищ, гимназий, военные, казаки, крестьяне и др. Перечислены также имена наиболее известных экскурсантов, побывавших в Красноярске: барон де Бай (дважды), административные лица Восточной Сибири, Г.Н. Потанин, японский путешественник Т. Цукуба, граф Зичи, преподаватели Томского университета, известные русские ученые и др. В другую тетрадь заносились поступавшие экспонаты: от И.А. Матвеева - коллекция серебряных монет, от И.А. Лопатина – археологические и геологические коллекции (с указанием места нахождения пород), бытовые вещи и фотографии от В.М. Крутовского, семьи Шнейдеров и др. Скорее всего, фиксировались не все поступления и не системно.
23 февраля 1914 г. Красноярский городской музей праздновал свой двадцатипятилетний юбилей (1889-1914) зале Общественного собрания. В.Ю. Григорьев, председатель Красноярского подотдела ВСОРГО (В ведении которого музей находился с 1903 г. – Т.К.), после приветствия основателей музея Ю.П. и И.А. Матвеевых, сообщил публике, что в зале присутствует один из первых работников музея, его первый консерватор Михаил Ефимович Киборт (До него короткое время консерваторами состояли П.С. Проскуряков и А.С. Еленев, должность была бесплатная – Т.К.). Последнее сообщение было покрыто шумными аплодисментами всех присутствующих, которые, поднявшись с мест, приветствовали М.Е. Киборта. После доклада заведующего музеем А.Я. Тугаринова «Исторический очерк Красноярского музея со времени его основания» на экране появилисьпортреты исследователей Приенисейского края: И.А. Лопатина, Н.М. Мартьянова, И.Т. Савенкова, Д.А. Клеменца, П.С. Проскурякова, А.С. Еленева, М.Е. Киборта.
Коротко коснемся судьбы сыновей Михаила Ефимовича, что удалось найти. Дворянин Николай Михайлович Киборт - учитель Минусинского приходского училища в 1898 г., в 1903 г. – учитель Таптышского сельского училища Минусинского уезда. Его помощница – жена З.М. Киборт. Киборт Владимир Михайлович, дворянин, канцелярский служащий Енисейского губернского акцизного управления 3-го округа9.
1 января 1916 г. Михаил Ефимович Киборт ушел из жизни. Родился в 1838 г., дворянин, блестяще учился в Санкт-Петербургской медико-хирургической академии; член революционной организации «Земля и воля» Н.А. Серно-Соловьевича; оказывал помощь польским повстанцам в восстании 1863 г.; арест и Петропавловская крепость; высылка в Сибирь; пеший многомесячный этап; после недолгого пребывания в Томске доставлен в 1870 г. в Красноярск. Тяжелое чувство утраты родины; неустроенность и неопределенность будущности; личное одиночество; семейная драма; чаще всего, - заурядная человеческая повседневность; поиски заработка; генетическая память на любое унижение; заботы об устройстве детей; привычка довольствоваться малым. Все это им пережито.
И дар Божий – орнитолог-самоучка. С мнением М.Е. Киборта считались и состояли в переписке известные ученые. Его коллекции расходились по городам России, в том числе есть и в Академии наук; часть сборов хранится в Великобритании, Австрии, Германии и др. Михаил Ефимович Киборт оставил о себе память как о человеке высокого достоинства и незапятненной совести. Он – часть истории нашего края. Описание его жизни и творчества еще ждут своего исследователя.
Стилистика писем сохраняется. Весь материал публикуется впервые.
Автор: Тамара Семеновна Комарова, старший научный сотрудник отдела истории Красноярского краевого краеведческого музея
Список литературы.
1. КККМ (Красноярский краевой краеведческий музей). В/Ф 12269/6. // Газета «Сибирь». 13 января 1916 г. // Н. Козьмин. Михаил Ефимович Киборт. Некролог.
2 . ГАКК (Государственный архив Красноярского края). Ф. 141. Оп. 1. Д. 369. Л. 1-1об., 5-7об, 8-9.
3. КККМ. О/Ф 13369/1 Д11406/1. Л. 1-2.
4. КККМ. О/Ф 13369/4Д11406/4. Л. 1-1об.
5. КККМ. О/Ф 13369/2 Д11406/2. Л. 1-2.
6. КККМ. О/Ф 13369/3 Д11406/3. Л. 1-2.
7. Двадцатипятилетие Красноярского городского музея (1889-1914). Красноярский подотдел В.-С. отдела Императорского Русского географического общества. Красноярск. Енисейская губернская эл.-типография. 1915. С. 5, 7, 9, 16, 38, 91.
8. Там же. С. 38.
9. Памятная книжка Енисейской губернии на 1898 г. Красноярск. 1898. С. 51;Памятная книжка на 1903 г. Красноярск. 1903. С. 71; Памятная книжка на 1913 г. Красноярск. 1913. С. 48; Памятная книжка на 1915 г. Красноярск. 1915. С. 59.