Проект «Живая память»: портрет родовой. Часть 1. Из воспоминаний Анны Ивановны Воросовой.
Анна Ивановна Воросова родилась на территории Китая в городе Маньчжурия в 1924 году. Отец Воросов Иван Никанорович – казак, поэт, один из деятелей русской эмиграции в Китае. В СССР переехала в 1954 году, проживала на территории Кемеровской области и Красноярского края, работала в школе учителем русского языка и литературы. Написала мемуары, в которых подробно описывает историю своей семьи.
Имеющиеся в нашем распоряжении воспоминания Анны Ивановны Воросовой мы разделили на 2 цикла. Первый цикл «В августе 1945-го» посвящен событиям накануне и во время Маньчжурской операции советских войск. Второй цикл «Портрет родовой» поведает об истории семьи Воросовых, проживавших на протяжении нескольких десятилетий в Китае.
Часть 1. О семье и русской колонии в Китае.
«Для внуков пишу портрет родовой»
(В. Маяковский)
Люби тот край, где ты родилась,
Люби его: он твой родной.
И чтоб с тобою ни случилось,
Не говори, что он чужой.
Эти рассказы, которые я пишу, посвящаю всем Воросовым, приехавшим в начале столетия в Маньчжурию, которая стала для них второй родиной. После революции они не вернулись в Россию, не согласные с новым общественно-политическим строем страны, т.е. стали эмигрантами. Мы все родились в эмиграции и прожили в Китае (Маньчжурии) почти половину своей жизни.
Причина, по которой Воросовы приехали в Маньчжурию была связана со строительством железной дороги. В конце прошлого века (1897 г. примерно) царское правительство по договору с Китаем в Северо-Восточном Китае стало строить железную дорогу, которая была названа Китайско-Восточная железная дорога – сокращенно КВЖД. На строительство этой дороги ехало много народа из России. В их числе были и наш дедушка Воросов Никанор Емельянович со своим многочисленным семейством.
Наша мама попала туда случайно: она поехала в Маньчжурию в гости к своей старшей сестре, обосновавшейся в городе Маньчжурия тоже в начале века. Сестру мамы звали Пелагея Михайловна Бусалова. Она длительное время курсировала между Чань-Чунем и Красноярском, торговала кружевами, чесучой и прочими товарами, а потом задержалась на несколько лет в городе Маньчжурия. Мама приехала туда где-то в 1917 или 1918 году, а в 1919 году вышла замуж за нашего папу да так и осталась там до 1954 года. Вернулась она в Красноярск, когда не было в живых ни её родителей, ни братьев, ни старшей сестры.
Эмиграция была многонациональной: кроме русских там проживало много татар, евреев, армян, были и грузины, черкесы, осетины, латыши, венгры (дедушка называл их мальяры), греки, немцы, эстонцы, литовцы, да еще и многочисленные китайцы. Я не помню среди такого смешения наций вражды, ненависти. С 1931 по 1945 год жили под гнетом японской оккупации.
Нас воспитывали в любви к России. Образ нашей жизни менялся несколько раз: до 1934 года, до продажи КВЖД японцам, «жили единым человеческим общежитьем», т.е. не делились на советских и эмигрантов, а после, особенно после 1936 года, когда кавэжэдинцы уехали в Союз, разграничение, особенно со стороны японцев, ужесточилось. И те советские, которые остались, подверглись жестокой дискриминации. А после августа 1945 года, победы Советского Союза в войне с Японией, мы получили советские паспорта и стали гражданами СССР.
Несмотря на все жизненные перипетии, мы жили своими интересами, увлекаясь чтением разнообразной литературы, стихами.
По разным причинам нам пришлось бывать во многих местах северо-востока Маньчжурии, но основным нашим местожительства были два города – это Хайлар и Маньчжурия.
У нас не было радио, но без новостей мы не жили: основным источником были газеты. Помимо центральных, получаемых из Харбина, («Харбинское время», журнал «Рубеж», детский журнал «Ласточка») были и свои местные газеты, правда, в Маньчжурии они издавались где-то до 1929-го года (наш папа работал в редакции газеты), в Хайларе газета выходила вплоть до 1945 года. Некоторые имели радиоприемники, но в годы японского господства за их владельцами велась слежка: запрещалось слушать передачи из Советского Союза. Несмотря на то, некоторые отваживались включать свои «суперы» на волны Москвы, Благовещенска, Хабаровска, Читы, а потом шепотом рассказывали новости только близким.
Были такие даты, знаменательные, которые ежегодно отмечались. Такой датой в Маньчжурии был день смерти епископа Ионы. Епископ Иона приехал в город Маньчжурии где-то в начале века. Им был открыт приют для бедных детей, богадельня для престарелых, он принимал деятельное участие в учебном процессе, очевидцы утверждают, что не было такого момента жизни города, где бы ни участвовал епископ Иона. Он был очень скромным человеком. Все, что получал, отдавал людям. Двери его квартиры не закрывались ни днем, ни ночью. Запросто ходил по домам, знал нужды всех. С нашей семьей у него было личное знакомство. Таня даже помнит такой случай: это было, видимо, в 1925 г., в год смерти Владыки летом, а умер он 20-го октября. Папа с Таней и епископом гуляли в городском саду, он угости её шоколадкой, она измазала не только всю лицо, но и платье, отчего папа всполошился.
В ту ночь, когда он умер, он совершил великое чудо, ставшее разу же известным всему городу. Наискось от нашего дома, на 5-й улице, проживали Дергаевы. Они мордва. Один из их сыновей (ему было в тот год лет 12) не ходил, не знаю с рождения ли или в результате какого-то осложнения. И вот ему приснился епископ Иона: «Возьми мои ноги и ходи, а мне они не нужны теперь». На утро Николай (так звали исцеленного) встал на ноги, рассказал родителям, и он с матерю немедленно отправился в церковь и объявили о всем случившемся. Ежегодно, в день смерти Владыки, когда весь город встречался в храме на панихиду почтить его память, приходили и Дергаевы, становились около амвона, и священник, вынося из алтаря евангелие, возлагал на их склоненные голы.
Достоверность этого факта мне лично рассказывал сам Николай.
Зарубежная церковь, благодаря хлопотам Елены Пантеллевны, причислила епископа Иону к Лику Святых.
Еще мне запомнилась одна дата – это память Столыпину Петру Аркадьевичу. Проводилось торжественнее собрание в гимназии. Во всю стену помещался портрет Столыпина с его словами «Им нужны великие потрясения, а нам нужна Великая Россия, и мы должны быть достойны её». Много из того, о чем говорилось, оценивали только те, в ком были живы еще воспоминания о Столыпине, нас же это не трогало, хотя мы участвовали в декламации на эту тему. И только в последующие годы мы поняли что к чему.
На одном их таких вечеров одной пожилой женщиной было прочитано стихотворение «Письмо из Африки». Оно тронуло слушателей своей искренностью, доверительностью. К сожалению, я полностью его забыла. Остались в памяти отрывки.
Продолжение следует...
Автор: М.Ю. Новоселов, научный сотрудник отдела истории
Похожие публикации
Проект «Живая память»: портрет родовой. Часть 13. Из воспоминаний Анны Ивановны Воросовой
Из дневника экспедиции в поселок «Памяти 13 Борцов»: стекольный завод
