Проект «Живая память»: портрет родовой. Часть 7. Из воспоминаний Анны Ивановны Воросовой
Анна Ивановна Воросова родилась на территории Китая в городе Маньчжурия в 1924 году. Отец Воросов Иван Никанорович – казак, поэт, один из деятелей русской эмиграции в Китае. В СССР переехала в 1954 году, проживала на территории Кемеровской области и Красноярского края, работала в школе учителем русского языка и литературы. Написала мемуары, в которых подробно описывает историю своей семьи.
Имеющиеся в нашем распоряжении воспоминания Анны Ивановны Воросовой мы разделили на 2 цикла. Первый цикл «В августе 1945-го» посвящен событиям накануне и во время Маньчжурской операции советских войск. Второй цикл «Портрет родовой» поведает об истории семьи Воросовых, проживавших на протяжении нескольких десятилетий в Китае.
Наша мама.
Зуева Таисия Михайловна (урожденная Жданова и по первому мужу Воросова) родилась в г. Бузулуке Самарской губернии 21-го октября 1902 г.
Отец её был купцом, но разорился и где-то в 1903-4 году переехал всей семьёй в г. Красноярск. Семья их состояла из 7 человек: мамин отец Михаил Илларионович, мать Параскева Яковлевна, старшая сестра Пелагея (тетя Поля), старшие братьяЛаврентий и Гавриил, затем мама (Таисия)и самая младшая Лена (тетя Лена). Тяжело им пришлось материально, много работали и к 1905 г. купили дом в Архиерейском переулке.
Мама в 1917 г. окончила Красноярскую прогимназию и по приглашению своей старшей сестры (тети Поли), которая все курсировала между Чань-Чунем и Красноярском и торговала чесучей, кружевами и другой мелочью, а затем вместе со своим вторым мужем Бусаловым и двумя детьми – дочерью Шурой и сыном Федей обосновалась в Маньчжурии, мама приехала к ней в гостида так по воле судьбы и осталась там до 1954 г. до возвращения обратно в Красноярск.
Маме было 27 лет, когда она осталась вдовой с четырьмя детьми. Самому младшему, Ванюшке, исполнился год и один месяц, только-только начал ходить, еще не говорил. Вся тяжесть вдовьей жизни легла на её плечи. Самое главное, остались без средств к существованию.
А ведь с момента знакомства с папой и 10 лет жизни с ним мама была счастливой женщиной: мало кому из женщин посвящают стихи, а маме папа посвятил много стихов, написанных им в альбоме, подаренном маме. Я запомнила немного отрывков из нескольких стихотворений.
Тихо качались качели, голос с трапеции пел,
В ложе мы рядом сидели, я пред тобою немел.
Нервы, как струны, звенели,
Был как в чаду я хмельном….
Когда родился Шурик, папа сочинил такое стихотворение:
Шурик, пупсик, ангел мой,
Одуванчик дорогой,
Ты мой ангел, ты мой свет,
Процветай на много лет.
Папу с мамою люби
Будь здоров, Христос с тобой,
Шурик, ангел дорогой…
После моего рождения папа записал в альбоме следующие строчки:
В девичьих грёзах образ Вани
Мне все житейское затмил.
В житейской прозе птенчик Саня
Союз наш брачный разрешил.
………………………………
………………………………….
……………………. Таней,
А ныне бог малюткой Аней
Дальнейший путь определил.
Были и ещё стихи, но я, к сожалению, больше ничего не помню.
Мама вышла замуж за папу 17 –летней девочкой, и если бы не заботливое внимание со стороны папы, его любовь маме туго бы пришлось в многочисленной и разной по характерам семье Воросовых. Все жили в одном дворе, но разных квартирах. Жили шумно, весело. Возможно, и были вспышки недовольства кем-то, но особой вражды не было.
Маньчжурия бурлила: беженцы ехали и шли потоками. Переселенческий пункт не успевал обеспечивать всех ночлегом. Криминогенная обстановка (как теперь говорят) была весьма сложной: бежали кто в чём, нужны были средства, вот и грабили. Про убийства местных жителей я что-то не слыхала. В нашем дворе, помимо казачьей охраны, и днем, и в ночное время были спущены на векшах (стальных тросах, протянутых через весь двор) три огромные монгольские собаки. Однажды утром обнаружили их отравленными.
Но эта обстановка не пугала женщин нашей семьи: мама, тетя Мотя, тётя Ксения (жена дяди Малого), тётя Вера (жена дяди Павлика), иногда к ним присоединялась и Лёля под охраной Ахаса (Ахаска, так его называли) дедушкиного племянника, посещали общественное собрание, которое было выстроено на 2-й улице в самом углу городского сада. Не везло этому зданию: горело неоднократно по неизвестным причинам. Уже на нашей памяти японцы отстроили его и использовали его как кинотеатр, проводили разные собрания, а он простоял недолго – сгорел.
А в 20-е г. в свободные зимние вечера в собрании устраивались коллективные игры в лото. Ахас конфузил своих дам. В игре он не принимал участие, а садился где-нибудь в отдаленном углу балкона и, естественно, засыпал: днём наработается, хозяйство большое, а зимой сено приходилось возить, так что для него это был хотя и отдых, но совладать со сном он не мог. И вот среди всеобщей тишины, когда выкрикивают цифры, все напряжены, боятся пропустить квартиру, вдруг раздаётся храп или ещё какой звук. Игроки в недоумении, раздаются вопросы: «Кто это?».Дамы от этого кавалера убегают, но зато дома пересказам и смеху нет конца. Эти воспоминания дошли и до нас.
Наезжал туда и барон Унгерн со своей свитой. Лёля вспоминала, что у Сипало (или Сипайлова, точно не знаю) был свирепый вид, она говорила, что он был палачом у Унгерна.
Коренного населения – китайцев – в начале строительства дороги и города не было совсем (Маньчжурия возникла на голом месте). Китайцы приехали потом и сразу как-то вписались в общий быт. В основном это были работники дороги, которая была основана на паритетных началах, и торговцы. У дедушки тоже одно из зданий было определено под лавку. Первым владельцем был Самсон(так прозвала его Лёля). Это добродушный, весёлый китаец, был своим во всех весельях семьи. Интересным было то, что приезжали китайцы из глубины Китая, и, прожив несколько лет в городе, или возвращались домой совсем, или ездили на какое-то время, а потом приезжали семьями.
Вот так кипела жизнь в Маньчжурии в начале 20-х г., потом постепенно поток беженцев сократился, жизнь стала поспокойнее.
Продолжение следует ….
Публикация подготовлена научным сотрудником отдела истории М.Ю. Новоселовым.
