К истории Красноярской женской гимназии
В XIX веке в Енисейской губернии, как и в других регионах Российской империи, был низкий уровень образования населения. Одним из решений проблемы стало открытие женских гимназий и прогимназий. Публикуем историю такой гимназии в Красноярске, а также воспоминания преподавательницы Варвары Никитской.
Экономическая отсталость окраин Российской империи определяла и уровень образованности народа: в Енисейской губернии в 1897 г. число грамотных составляло 14,8%. Реформы 1860-х хоть и оказали на Сибирь свое влияние, но удовлетворить запросы населения в знаниях смогли лишь отчасти. Развитие школ тормозилось многотипностью начальных школ: одноклассные и двухклассные (срок обучения от 3 до 6 лет) училища, городские и сельские, приходские (по приходам), церковно-приходские, редкие миссионерско-инородческие школы. На 1 января 1916 г. начальных школ в городах губернии насчитывалось около 60, начальных сельских – около 780; общий итог: обучалось детей школьного возраста немногим более 43%.
24 мая 1870 г. «Положение» о женских гимназиях и прогимназиях, после представления и рассмотрения его в Государственном совете, было утверждено императором Александром II. В соответствии с «Положением», гимназия должна была состоять из семи классов, но мог быть введен для желающих восьмой дополнительный класс с годичным курсом, где учениц готовили к «продуктивному и благородному труду» – педагогической деятельности. Программа обучения в гимназиях расширялась за счет введения новых предметов; основные обязательные предметы: Закон Божий, русский язык и словесность, математика, география, физика, история, чистописание, рукоделие. Необязательными и чаще всего платными являлись языки, танцы, гимнастика.
А как все обустраивалось в Красноярске? Первое малое народное смешанное училище в городе открылось в 1790 г. и было закрыто в 1795 г. из-за отказа городской думы выделить средства на его содержание. В 1863 г. военный губернатор Красноярска и гражданский губернатор Енисейской губернии Замятнин Павел Николаевич поднимает вопрос об открытии Красноярской женской гимназии и только спустя год получает разрешение генерал-губернатора Восточной Сибири М.С. Корсакова на открытие учреждения и Комитета при нем для сбора пожертвований и выработки основных положений деятельности. Подготовительный период растянулся на несколько лет – с 1863 по 1866 г. Проследим все перипетия, через которые прошла будущая гимназия, взяв за основу отчет педагога Красноярской мужской гимназии Н.Н. Бакая «К двадцатипятилетию Красноярской женской гимназии (1869-1894 гг.)». Красноярск. 1895.
В 1866 г. потомственный почетный гражданин, томский купец 1-й гильдии, а также временный красноярский купец 2-й гильдии И.А. Толкачев передал в дар гимназии верхний этаж из 4 комнат своего дома и флигель во дворе по Большой улице. До появления гимназий в Красноярске, кто имел средства, отправляли своих детей в Томск. К 1866 г. накопительная касса Комитета составила 29 465 рублей, которая была поделена: на устройство женской гимназии выделили 10 000 рублей, а остальная сумма отходила мужской гимназии. Нижний этаж дома Комитет вскоре передал в наем за 1 250 рублей, за счет чего предполагалось пополнить средства. [1]
Однако разрешения на устройство хотя бы женской прогимназии город не получил, а получил 21 августа 1869 г. разрешение на открытие училища второго разряда. Министерство народного просвещения вопрос о гимназиях к этому времени все еще рассматривало. В 1868 г. П.Н. Замятнин, заслуга которого в деле енисейского образования несомненна, вышел в отставку.
27 октября 1870 г. красноярское училище второго разряда было преобразовано в 4-х-классную прогимназию. В течение 1870-1871 гг. ее пришлось несколько раз прикрывать из-за ремонта и холода в здании; выяснились при проверке и слабые знания учениц: в классах одновременно занимались девицы в возрасте 16-17 лет и младшие дети, у которых знания отсутствовали. Выяснилось еще одно обстоятельство, влиявшее на организацию учебных процесса – нехватка учительского персонала. В 1872 г. часть предметов не преподавалась, в том числе уроки русского языка и истории в начальных классах.
В июне 1876 г. потомственная почетная гражданка Н.Г. Щеголева пожертвовала 3 000 рублей на устройство помещения, что дало возможность открыть в прогимназии подготовительный и пятый классы; в августе того же года добавился шестой класс. С 1870 г. в прогимназии была установлена плата за учение: подготовительный класс 12 рублей, 1-й класс – 18, 2-й – 18, 3-й – 20, 4-й – 22, 5-й – 24, 6-й – 26 (раньше номера классов указывали латинскими цифрами – V, VII и т.д.; для удобства, здесь заменили - Сост.). В 1876 г. число учениц составило 128 человек, на следующий год – 163. При прогимназии была устроена библиотека, приспособленная к потребностям учащихся. [2]
В начале 1878 г. Попечительный совет начал ходатайствовать об открытии при Красноярской прогимназии VII класса и о преобразовании прогимназии в гимназию, на что и получил 3 апреля 1878 г. положительный ответ от генерал-губернатора Д.Г. Анучина. Администрация учебного заведения, с прибавлением классов, озаботилась теснотой помещения, несмотря на то, что приноровили некоторые пристройки. На строительство нового помещения средств не было. 11 мая 1879 г. А.Ф. Кузнецова, жена купца 1-й гильдии П.И. Кузнецова, пожертвовала 12 000 рублей на строительство нового здания для гимназии. Т.И. Щеголева пожертвовала 4 000 рублей; общий строительный капитал составил сумму 17 000, что давало возможность приступить к составлению сметы и архитектурной планировке. 7 апреля 1881 г. состоялась закладка здания, а через 10 дней пожар уничтожил большую часть города. Учениц временно разместили в зданиях уездного училища и 1-го народного училища.
Летом 1881 г. Попечительный совет прикинул стоимость будущего здания для гимназии, которая выразилась в сумме 26 000 рублей, на что архитектор М.Ю. Арнольд заявил, что указанную сумму придется вложить только в строительство первого этажа, а вся затраченная сумма может составить 65 000 (позднее архитектор будет обвинен в недобросовестном использовании средств). Председатель Педагогического совета А.С. Еленев счел эту сумму неприемлемой, учитывая истребление города пожаром и обнищание его жителей. Тогда енисейский губернатор И.К. Педашенко нашел необходимым обратиться за помощью к генерал-губернатору Восточной Сибири Д.Г. Анучину, а Попечительный совет гимназии обратился к золотопромышленникам Енисейской губернии с просьбой организовать подписку на пожертвования для гимназии, а также к лицам, известным своей благотворительностью и к городам Сибири. Канский купец 1-й гильдии И.Н. Некрасов внес 3 000 рублей, а при окончательном подсчете стоимости строительства пожертвовал еще 43 000, И.Г. Гадалов выделил 5 000, Н.К. Переплетчиков – 1 000, И.И. Токарев – 200 рублей и др.
В августе 1885 г. гимназия перешла в новое помещение. Однако, строительство привело к острому дефициту средств по содержанию самого учебного заведения: обеспечение жалованиями учителей и служащих стало под вопросом. Генерал-губернатор предложил «обратить» гимназию в прогимназию, чтобы обеспечить существование хотя бы четырех классов, Попечительный совет от такого предложения отказался. Гимназия «устояла» благодаря пожертвованиям известных купцов и золотопромышленников И.Н. Некрасова, И.С. Токарева, О.А. и В.А. Даниловых, Г.В. Юдина, А.Ф. и А.П. Кузнецовых, Н.К. Переплетчикова. Через год почетная попечительница гимназии А.Ф. Кузнецова внесла в кассу Совета 30 000 рублей. [3]
К январю 1887 г. численность учениц гимназии достигла 199 человек. Наблюдение за ученицами было весьма строгим, особенно полагалось «усилить надзор» за теми, которые живут не в семье, а у родных, с обязательным посещением их на дому. Надзирательницы, или классные дамы, по очереди должны были наблюдать за поведением девочек на улице, в общественных местах, не допускалось хождение по улицам группами. В праздничные дни гимназистки обязывались посещать одну из церквей.
Необходимость иметь 8-й (VIII) специальный класс для подготовки наставниц и учителей поднимался Попечительным советом еще в 1880 г. Дополнительный курс мог обеспечить население «воспитательным персоналом» и ослабить нужду в учителях в образовательном процессе. И лишь 7 сентября 1887 года был открыт 8-й класс, разработка учебных планов которого заняла несколько месяцев. В состав учебного курса дополнительного класса вошли предметы: Закон Божий, педагогика и дидактика, русский язык и словесность, математика (арифметика, алгебра, тригонометрия), география и методика русского языка и арифметики, и предметы на выбор. Помимо теоретических предметов, вводились еще практические, которые сводились к следующему: обязательно посещать уроки учителей с составлением конспектов; выполнять обязанности надзирательниц в младших классах; поручаться и наблюдать за развитием 2-3 воспитанниц с обязательным ведением отчета – дневника о своих педагогических приемах, а также составлять индивидуальные характеристики на своих подопечных. Все пробные уроки должны были подробно разрабатываться, а конспекты показываться преподавателю-руководителю. Уже подготовленный урок проводился в присутствии начальницы гимназии, преподавателя-руководителя, учительницы предмета и всех учениц 8 класса. Уроки посещались председателями Педагогического и Попечительного советов, бывал и губернатор. Для обсуждения урока собиралась педагогическая комиссия, каждый присутствующий имел право высказать свое мнение. [4]
Начальниц гимназии обычно присылали из других мест; основной документ – свидетельство учебного заведения на право домашней учительницы. Приходилось пройти ряд согласований и утверждений на право занять эту должность: директором училищ Енисейской губернии, инспектором училищ Восточной Сибири, генерал-губернатором и др. Жалование педагогическому персоналу исчислялось уровнем образования, должностью и «нагрузкой». В 1898 г. начальница гимназии В.В. Рович-Щербо получала жалование 800 рублей в год и 300 рублей квартирных. Жалование А.К. Богенгард, занимающей эту должность в начале ХХ века, закончившую Московский Николаевский сиропитательный институт, составляло 1 020 рублей в год. Заметим, что со временем жалование увеличивалось, как и плата учениц за обучение. Надзирательница А.Г. Польяк, закончившая Санкт-Петербургский Мариинский институт, получала 420 рублей в год. Учительница младших классов, закончившая VIII класс при Красноярской гимназии – 385 рублей в год. Стаж выхода на пенсию по выслуге составлял 20 лет. Число уроков в неделю – 17 (мечта современного преподавателя). Однако, по некоторым предметам, вводились дополнительные уроки (добавочные), как правило, без оплаты. [5]
11 сентября 1887 г. на вакантную должность начальницы Красноярской гимназии была назначена Мария Егоровна Адам, имевшая свидетельство на звание домашней учительницы, которая и пробыла на этой должности до конца учебного 1892-1893 года. При ней и развернулись те события, которые довольно подробно изложены в дневнике Варвары Александровны Никитской, бывшей преподавательницы французского языка. Воспоминания из дневников В.А. Никитской уже публиковались в рубрике «Былое»: «Путешествие наследника цесаревича Николая Александровича Романова по Енисейской губернии в 1891 году» (7 февраля 2023 г.), «Великий путь» (26 апреля) и «Хождение во власть» (14 июня).
Никитская (урожд. Цветкова) Варвара Александровна, дочь надворного советника, родилась в г. Шенкурске Архангельской губернии в 1840 г. Получила домашнее образование, имела свидетельство на звание домашней учительницы русского и французского языков, выданное в 1858 г. учебным округом в Санкт-Петербурге. После пожара 1881 г. в Красноярске «безвозмездно исправляла должность» учительницы французского языка в старших классах гимназии. С декабря 1886 г., около года, временно исполняла обязанности начальницы гимназии и должность секретаря Педагогического совета; в 1887-1888 гг. вела уроки географии [6]. Дневник «По гимназии 1889 года» составлялся, скорее всего, по «свежим следам», после ухода из женской гимназии его автора. Без обложки, по своей физической сохранности создает впечатление «зачитанности», возможно, коллегами и друзьями. Не будет ошибкой, если скажем, что это пока первый, обнаруженный в фондах Красноярского краевого музея дневник такого содержания, подробно излагающий события внутренней жизни женской гимназии. Много обид и горечи. Пожалуй, перейдем к дневнику, чтобы после его прочтения, пополнить события другими свидетельствами, имевшими место в учебном заведении отдельно взятого губернского города.
По гимназии 1889 года. С 3 декабря 1887 по 15 августа 188(8) года.
В. Никитская. Деятельность начальницы Адам. Следует описание деятельности Ив(ана) Т(имофеевича) Савенкова в Кр(асноярской) ж(енской) гимназии).
3-го декабря 1887 года приехала в Красноярск вновь назначенная начальница в женскую гимназию Мария Егоровна Адам; по ее словам, она получила образование домашнее, до 15 лет не знала русского языка, в (18)63-м году держала экзамен на звание домашней учительницы по арифметике, для того, чтобы иметь право занять должность начальницы при образовании Тамбовской женской гимназии. Отец ее, отставной генерал-лейтенант, (Адам Егор Андреевич (1794-1860), инженер путей сообщения и горного ведомства. Участник Русско-турецкой войны 1828 г., позднее строил мосты в Петербурге – Сост.) проживал в то время у нее в здании гимназии; а само здание было пожертвовано для гимназии ее родным братом, бывшим исправником Адам, кот(орый), впоследствии застрелился; он был женат на сестре Ознобишина (председателя и предводителя). Пробыв начальницей (Л. 1) около 7 лет, М.Е. Адам, вследствие несогласия с Попечительным советом, должна была оставить должность. (Попечительные советы при гимназиях, как правило, избирались из известных людей; занимались рассмотрением и утверждением смет, вносили изменения в школьные программы, материально помогали «недостаточным» ученицам, определяли плату за учебу, проводили благотворительные акции и др. Перечислим нескольких: А.П. Кузнецова, М.Е. Педашенко, Г.В. Юдин, Н.К. Переплетчиков, С.Я. Васильев и др. – Сост.)
В последующие годы она давала концерты, аккомпанируя графине Садовской, известной красавице; и на собранные деньги они соорудили 80 полушубков для армии, кот(орая) в то время сражалась на балканском полуострове (Русско-турецкая война 1877-1878 гг. – Сост.); за это приношение в Общество Красного креста М.Е. Адам имеет крест Общества Кр(асного) Креста. Последние 4 года она провела безвыездно в Париже, занимаясь, как сама говорила, воспитанием детей Е. Ю-ой. (Речь идет о фаворитке Александра II Долгорукой Екатерине Михайловне, от которого имела четверых детей. После венчания 6 июля 1880 г. в Царском селе получила титул светлейшей княгини Юрьевской, как и дети – Сост.). В выражениях об этой особе, уважаемой всеми русскими, она позволила себе непристойные слова, называя ее любовницей Г(осударя); и даже настолько была неосторожна, что высказала, что дети ее более похожи на отца, нежели его законные (Л. 1об.) дети. Подобные выражения, отпускавшиеся перед нами, людьми ей вовсе неизвестными, невольно подали повод душе их, что эта личность в высшей степени подозрительная; ее долгое отсутствие из России, ее слабая связь с Россией, страною, для нее вполне чужой, невольно зарождают мысль, что она недоброжелатель для нашего Отечества; что все ее, по-видимому, необдуманные выражения, далеко не таковы; напротив, она ими хочет, или хотела бы потрясти в нас основы глубочайшей преданности Лицу, кот(орое) мы привыкли уважать сознательно, которое мы любим горячо, чистою русской душой; и мишура блестящая, позолоченная французским (Л. 2) остроумием, не в состоянии изменить истины; не подумала она в своем заблуждении, что мы, русские люди, и с каким глубоким невольным отвращением отшатнулись мы от нее, инстинктивно сознавая всю гнусность этой личности, готовую на все для своей личной цели. Это был первый, но до того сильный толчок, кот(орый) чуть нас с ума не свел. Ясно выдавался вопрос, что же нам делать? Молчать подло, низко, что же будет с бедной гимназией, кто же поверит нам. Решили пока молчать, надеясь, что она не посмеет повторить эти слова перед другими.
Принимая 10 декабря дела по канцелярии, г. А(дам) выразила полное незнание законоположений по русским (Л. 2 об.) гимназиям вообще. C какой иронией приняла она от меня сборник Родевича; (Имеется в виду сборник М.В. Родевича «Сборник действующих постановлений и распоряжений по женским гимназиям и прогимназиям Министерства народного просвещения». СПб. 1884 – Сост.) «недалеко ушла ваша Сибирь, когда у вас закон задает Родевич», – сказала она мне. Удивило меня это выражение.
– Да Вы-то, разве не знакомы с ним? – спросила я.
– И не хочу знакомиться, в России уже давно этого нет, никто не следует сильно по циркулярам, а следует по своему усмотрению, вы очень отстали, и я буду поступать по-своему, меня министр прислал пошевелить гимназию, устроить, неужели я не сумею обойтись без вашего милейшего Родевича.
Вот когда я поняла, что она понятия не имеет об обязанностях начальницы гимназии, которая (Л. 3) есть только старшая надзирательница; мне стало неловко, что она этого не знает, и я не утерпела, выбрала и указала все те статьи, где говорится об обязанностях начальницы. Не выдержала она неожиданного удара, разразилась такими ругательствами, каких не скоро услышишь. Зачем же меня несло 6 000 верст, если я буду только кукла безгласная, слепое орудие в руках у мучающего председателя Пед(агогического) совета (По роду деятельности схож с современным; занимался текущими вопросами гимназии, в том числе и приема новых учителей – Сост.) с одной стороны, полная, безусловная раба Попеч(ительного) совета. От этого я убежала из Тамбова; нет, я им докажу, что я буду командовать в гимназии, а не они, или брошу все и уеду.
Излив свой гнев на председателя, она набросилась на меня (Л. 3 об.)
– Как же Вы-то, в Ваши годы, допустили, чтобы все они тут над Вами барствовали; да и какое право, по здравому смыслу, имеют они мешаться в дела учебного заведения. (В.А. Никитская состояла членом Педагогического и Попечительного советов – Сост.)
Пыталась я разубедить ее, что это подчинение законно положению, а вовсе не лицу, но говорить было трудно; было что-то напоминающее самодура в этой горячей и бестолковой ругани. Странно было для меня, что эта особа, принимая на себя такую сложную обязанность, до того чужда всякого положения о ведении дела в русской гимназии; ей казалось дико подчиняться указаниям, и можно ли было предположить, что, возможно, вести такое дело только по единоличному (Л. 4 об.) убеждению или взгляду. Мне казалось еще более странным то обстоятельство, что, судя по ее же словам, назначение ее в Красноярск не преднамеченное, а вполне случайное; 29 августа она приехала в Петербург из Парижа с целью там поселиться и заняться французскими переводами, а между тем, подыскать себе место в ведомстве учреждений имп(ератрицы) Марии; (Ведомство по управлению благотворительной деятельностью в России начинало в 1828 г. с 39 заведений, к 1919 г. их начитывалось 1 192 – Сост.); остановясь в каких то Chambres-garnies (меблированных комнатах – фр.), она узнала, что там же занимает № министр народного просвещения (Д.А. Толстой, министр народного просвещения в 1866-1880 гг. – Сост.), отправилась к нему с просьбой дать ей место; он отослал к директору Департамента н(ародного) пр(освещения) Аничкову (Н.М. Аничков, сенатор, член Государственного совета, товарищ министра народного образования – Сост.)) говоря, что у него есть куда-то запрос, и вот, 7-го числа сентября, она была уже назначена, а 14-го – ее уже выпроводили к месту назначения; что значила эта поспешность? Как решилась она, (Л. 4 об.) не видавшая в течение 17 лет ни одной гимназии, не зная порядковедения учебно-воспитат(ельного) дела, ехать прямо на место, не постараясь хотя там же, в столице, сколько-нибудь ознакомиться с делом.
Особенно меня поразило то, что она за все время пути (3 м(еся)ца), нигде по городам не видела, не посетила ни одной гимназии. В Екатеринбурге она сидела 6 недель и ни разу не была в гимназии и на вопрос мой, почему, ответила, что начальница там какая-то дрянь, а девицы взрослые – безнравственные и выучиваются только производить на свет детей до окончания курса. В Томске, тоже самое. Откуда брала она эти сведения? Принимая шкаф с бумагами, она не взглянула ни на одну и просто написала, что приняла; но на описи не расписалась и до сих пор. (Л. 5) Все эти бумажонки надо спалить, все это чепуха, и я подобные переписки не дозволю себе никогда; к чему ведут все эти клочки от председателя, ими надо печку поджечь.
Опасаясь в самом деле, что угроза будет исполнена, я все бумаги Председ(ателя) педаг(огического) совета, относившиеся лично ко мне, как и(сполняющей) д(олжность) начальницы, оставила у себя. При объяснении с в(ышестоящим) начальством, я думаю, выяснить причину, почему я, боясь оставить столько материалу, в котором нач(альница) вовсе не нуждается, а между тем, в этих листках заключается вся деятельность председателя Пед(агогического) совета. Сдав все дела и имущество, какое было у меня на руках, я хотела снова заняться преподаванием французского языка, так как до сих пор состояла штатною преподавательницею (Л. 5 об.) этого языка во всех классах гимназии; в декабре же передала начальнице список учениц, желающих обучаться фр(анцузскому) языку во 2-м полугодии учебного года. Кроме того, передала деньги, собранные за уроки танцев за минувшее полугодие; вместе с этим я предложила свои услуги и свою помощь в ведении письменной части, услуга эта была отклонена, потому что о переписке и не помышляла. Все это вздор, чепуха, которую изобрели в Сибири ваш дурак Раевский, (Н.Н. Раевский, главный инспектор училищ Восточной Сибири; в сентябре 1883 г. посетил Красноярскую гимназию с проверкой состояния учебного процесса – Сост.) ваш болван Савенков; (И.Т. Савенков до 1873 г. учитель математики в Красноярской мужской гимназии, с 1873 г. – директор Учительской семинарии; с 29 ноября 1884 г. до конца 1888 г. состоял председателем Педагогического совета в Красноярской женской гимназии – Сост.) у меня этого не будет.
Все наши книги для записи учениц были забракованы; заказали новые; переписывать хотели заставить надзирательниц, но председ(атель) отклонил это намерение, указывая на то, что они без того заняты все часы. (Л. 6) Первые вспышки и вылазки, несдержанные грубые выражения, были приписаны нами утомлению от долгого пути; потом она жаловалась на нездоровье и на долги в Париже; бывая первое время часто в гимназии, мне пришлось присутствовать при разборе вещей, полученных нач(альницей) из Петербурга, я с удивлением видела все новое, ничего подержанного, точно как после какого-то крушения, и ничего из Парижа, кроме маленьких часиков, бесценной вещи (6 р(ублей)); меня поразило отсутствие даже белья, корсета, и тот был куплен уже в Красноярске.
Передавая некоторые сведения о ведении дела в гимназии, я не могла умолчать о деятельности надзирательниц; все 3 были такие дельные, деятельные, усердные помощницы, что я должна была поставить на вид (Л. 6 об.) их безукоризненную службу. (Надзирательницы, воспитательницы или классные дамы назначались в помощь начальнице женской гимназии, следили за охраной учениц и соблюдением правил благопристойности – Сост.) Отношения к ним начальницы в начале были, по-видимому дружелюбные; она находила, что они очень принижены, что даже название надзирательницы – уничижительно для них; но потом ей, как видно, не понравилась их самостоятельность во вверенных по надзору классах; она не сумела оценить полезную деятельность их и начала придираться за все. Сначала она нашла неуместным общую молитву перед уроками, но этого переменить она была не в силах одна; это обыкновение велось уже давно. Потом ей хотелось, чтобы надзирательницы репетировали с ученицами во время свободных часов, и это совсем нашли неудобным; свободные часы шли за отсутствием преподавателей, те же (Л. 7) надзирательницы вели уроки по тому же предмету, тем более, что преподаватели, за отсутствием, работу присылали; наконец предложила, чтобы каждая преподавательница взяла под свое наблюдение один из классов, и это Педаго(гический) совет отклонил; если преподавательницы будут также целые дни дежурить, им некогда будет заниматься своим предметом; тем более, что с приездом начальницы усиливался воспитательный надзор, являлось уже 4 надзирательницы кроме 3-х.
Нападки на надзирательниц являлись все чаще и чаще, самым странным обвинением было их курение; на праздник Рождества предполагалось устроить елку на средства Кузнецова А.П. (200 р.). (А.П. Кузнецов, потомственный почетный гражданин, купец 1-й гильдии, член Попечительного совета гимназии – Сост.). Начальница готовила все сама; желала ли она отклонить наше вмешательство (Л. 7 об.) или, по другой какой причине, но она никого не приглашала помочь ей, а когда приходили надзирательницы, то она не обращала на них внимания, занималась со своими гостями, и те, пробыв в ожидании часа 2, поневоле расходились. М.Е.П. (М.Е. Педашенко, жена енисейского губернатора И.К. Педашенко в 1882-1889-х гг., покровительствовала женской гимназии – Сост.) выяснила: что нач(альница) напрасно ждала визитов от сослуживцев, так как сама она нигде не была, даже у законоучителей. Здесь высказалось все высокомерие Адам, она ожидала, что к ней явятся все с поздравлением и очень ошиблась. Вечер состоялся, но обставлен был с оригинальностью.
Во 1-х, в здании, особенно внизу, был страшный холод 9 ½% (градусов), а там должны были собраться дети и ждать пока зажгут елку; во 2-х, на вечере не могли присутствовать родители, явившиеся с детьми, (Л. 8) получили приказ удалиться (Щурова, (Л.П. Щурова, (преподавательница приготовительного класса) Козьмина, Лашевская и др.), допускались только избранные, члены Попечит(ельного) совета. В 3-х, кроме зала и коридоров, классы освещены не были, … пошел домой за свечами в швейцарскую и в 1-й и 2-й классы, где я укрыла изгнанных сверху родителей.
В 4-х, кучера, приезжавшие за детьми, не имели возможности обогреться у калорифера, его приказали затворить и не пускать никого. Приходившие пешком родители и родственники тоже должны были ждать у подъезда или в швейцарской; это явление небывалое и обидное для Красноярска. Конфеты для детей были в пакетах, а для нас подавались на подносе, куда их накладывала рукой горничная, понятно, что всем не хотелось и лакомиться. (Л. 8 об.) Вообще обращение нач(альницы) с служащими при гимназии было вполне небрежное, она третировала их хуже, чем прислугу.
После Рождества мы собрались на урок 7-го генваря; оказывается, что уроки франц(узского) языка переданы начальнице, помимо моего согласия, хотя и были штатно утверждены высшим начальством учительниц фр(анцузского яз(ыка) во всех класс(ах) гимназии; председатель заявил на Попечит(ельном) совете, (Председателем Попечительного совета в учебный 1888-1889 г. состоял директор мужской гимназии О.П. Виташинский – Сост.) что передача эта необходима потому, что уроки были поставлены крайне неудовлетворительно, и что потому важно передать их в руки природной француженке (я читала протокол). Хотя впоследствии выражения в протоколе были смягчены по настоянию М(арии) Е(горовны). Приходилось остаться без места, а, главное, без занятий, к которым так привыкла в течение 30 лет. 8-го я была у начальницы по делу; она завела разговор о франц(узском) языке. Я спросила, как она думает справиться (Л. 9) с такой массой уроков (17 в неделю), когда у нее на руках 8 классов.
– Да я вовсе и не думала браться, мне и некогда, и я терпеть не могу заниматься; вот я взяла бы уроки музыки. Это меня просят, навязывают.
– Так, как же буду я теперь, мне надо уйти совсем?
– Вам не надо уходить, согласитесь взять надзирательство в 7 и 8-м кл(ассах).
– Этого нельзя уже потому, что надзирательницей 7-го (выпускной класс - Сост.) и 8 классов считается нач(альница) гимн(азии), за это ей даже прибавка в 200 р. в год; да я и не могу быть надзирательницей, это для семейного человека очень обременительно.
– Ну, так возьмите что-нибудь другое.
При мне принесли ей бумагу от председателя Пед(агогического) совета. Она, не читая, как швырнет на пол.
– Опять какая-нибудь чепуха. (Л. 9 об.)
Я вскочила перепуганная, все понимая, что это значит; эта выходка была уже через чур дерзкая и смелая; она поняла, кажется, что поступила некрасиво, улыбнулась и говорит:
– Ах, как мне все это надоело, зачем я приехала. Знаете, я сейчас уеду сию минуту; тут все идиоты и болваны!
– Полноте, перестаньте Вы злиться, давайте лучше дело делать; его так много, что, право, некогда сердиться.
– Так почему же Вы-то не остались здесь начальницей гимназии, почему Вы ушли, когда Вы уже так осибирячились, что Вам все это не кажется диким?
– Я и не думала просить это место по семейному положению, (Л. 10) я не могла быть начальницей и не считаю себя достаточно подготовленной для этого.
– А я не могу здесь быть, я погибну в этой стране пошлых дураков, идиотов.
– Сибиряки вовсе не такие дураки, они очень и очень умные, честные и справедливые.
Она опять вспылила, вообще с каждым днем неровность характера выдавались все чаще и чаще. Интересно ее мнение о мужском учебном персонале. Один, по ее мнению, мастодонт, (А.Г. Смирнов, преподаватель педагогики и дидактики – Сост.) другой, с первого взгляда пьяница и дурак, (Ф.Ф. Боголюбский, преподаватель русского языка, истории и словесности, имел университетское образование - Сост.) третий через чур умен часто; (Б.А. Тенишев, князь, преподаватель математики, кандидат физико-математического факультета СПб. университета – Сост.) четвертый – глуп как пробка; (И.А. Нарциссов, протоиерей, законоучитель в гимназии – Сост.) одним словом все оказались болванами (Оскорбленные учителя обозначены автором их краткими инициалами над строкой – Сост.).
– На них надо смотреть, как на (Л. 10 об.) неизбежное зло в гимназии, я нахожу этот элемент неуместным в женском учебном заведении.
Скоро высказалась она и по отношению ко всем нам. Не стесняясь, высказывала она самые обидные подозрения на всех нас. Боялась, чтобы кто-нибудь не подписался под ее руку, чтобы не украли чего-либо из ее комнаты. Молча выслушали мы эти обидные речи и решили делать свое дело молча, не касаясь ее, стараясь быть дальше от нее, а я перестала и ходить на верхний этаж. В нижних она показывалась редко; у ней все ноги болят, да и вся она точно (Л. 11) искалечена; хотя председатель Пед(агогическова) совета (И.Т. Савенков – Сост.) находил ее очень энергичной и деятельной; но нам всем видна была ее деятельность, разбившаяся на мелочи.
По случаю окончания четверти уч(ебного) года пришлось выдавать дневники; одна из надзирательниц захворала и не была два дня; тогда начальница, не думая долго, взяла да и подписала 14 дневников, проставляя везде своей рукой фамилию надзирательницы. Когда же та стала говорить, что это вышло неловко, то нач(альница) удивленно ответила: вот еще, я подпишу под какую угодно руку, никто и не узнает. Это было новое, неожиданное заявление, приходилось быть осторожнее и поневоле опасаться.
После 18-го генваря я получила урок (Л. 11 об.) географии в 1-х – 3-х классах, и всецело погрузилась в это новое дело; а в гимназии все чаще и чаще летели щелчки направо и налево. Выражения отличались все большею и большею грубостью; начались наговоры на всех нас председателю, кот(орый), не разобрав дела, верил на слово каждой клевете ее. Он первый своими сомнениями унизил всех нас; первый изменил нам, кот(орые) работали с ним 3 года; это была, может, только ошибка, но она очень тяжело отозвалась на всех нас, на полном составе Педагог(огического) совета. Как обидны были грубые выходки нач(альницы) с нами, и как могли мы уважать эту грубую, до пошлости, личность.
Приведу несколько фактов, кот(орые) ярко очертят эту личность. (Л. 12) В феврале месяце, кто-то из мужской гимназии передал нашим учит(елям), что нач(альница) послала графу (донос на всех нас; но черняк (черновик) потеряла, и он ходит по рукам. Действительно, через несколько времени получена была странная бумага из Иркутска, где выяснялось, что под непосредственным ведением начальницы состоят надзирательницы и прислуга, а учебный персонал в ведении председат(еля) Пед(агогического) сов(ета). Мы знали это все и без этой бумаги и были очень удивлены. Раз 2 надзирательницы и 2 учителя, уходя, одевались в швейцарской; ученицы уже все вышли; 2 учителя вели самый дружеский разговор; шутили, один у другого отнял кепку, тот возразил громко – «перестань дурачиться»; одним словом, произошел более громкий разговор, и так они все удалились вместе. (Л. 12 об.)
Нач(альница), кот(орая) наблюдала сверху за этой сценой, тут же призвала швейцара и громко спросила: «Которую это из них так трепали?», слова эти были слышны последнему уходящему. Находя подобное выражение через чур обидным, надзирательницы обратились к председ(ателю) Педаг(огического) совета, прося его защиты от подобных обвинений; «вам уходить, а не ей», – ответил он, «не нравится, уходите»; так бедная девушка, потеряла последнюю надежду на заступничество; с этого времени обхождение с надзирательницами сделалось еще более дерзкими; она подавала им левую руку при встрече, не смотря; высказывала всякие подозрения, позволяла себе прямо кричать при ученицах; все это (Л. 13) и обижало и огорчало, а приходилось молчать, председат(ель) не хотел вникнуть в это положение и в самом начале остановить дерзкие выходки; он охотно променял всех своих сослуживцев, кот(орых) он знал десятки лет на пришельца, на чуженинку, кот(орая) умела заговорить ему зубы.
Вот когда показалась нам в полноте своей личность председателя, истина для него была нипочем; нужно громкие фразы, трескучие выходки, и он растаял, преклонился перед мнимым величием, и дозволил попирать ногами репутации людей, преданных всей душой педагогическому делу.
Все мы оказались виноваты в его глазах только потому, что все скоро поняли новую нач(альницу). (Л. 13 об.) Вскоре начали сбываться наши опасения. Сначала она, т.е., нач(альница), высказала какую-то бестактность по отношению к воспитат(ельному) делу, позволяя себе делать замечания ученицам направо и налево без ознакомления с ученицами; ей не хотелось, а, может быть, и в голову не приходило спросить надзирательниц о тех девочках, которых она напрасно обвинила в таких проступках, в которых они не были вовсе невиноваты. (Л. 14) Это была переписка ученицы с одним молодым человеком, живущим в Ачинске. Письмо это было показано надзирательнице, и когда мы настаивали наказать ученицу, которая созналась, что переписка эта ведется ею, то нач(альница) удержала нас: не стоит об этом и хлопотать, все равно рано или поздно все они примутся за любовь, ведь все они с(учк)и. Опять покоробило нас это нецензурное выражение, до того эти выражения были для нас непривычны, что мы застывали как ошеломленные.
Раз только я решилась положить конец ее дерзким выражениям, когда она при мне разразилась чуть ли площадной бранью. (Л. 14 об.) Я встала и сказала:
– Покорнейше прошу Вас не бранить мне тех людей, которых я привыкла уважать и считать умными и честными; Вы знаете их 12 дней, а я 12 лет, и не желаю слышать эти напрасные обвинения.
Тон ее смягчился.
– Ей Богу, душечка, все они очень глупы, удивляюсь, как они Вам кажутся умными, я вижу одни же глупости.
– Вам еще некогда было видеть ни глупого, ни умного; прежде узнайте, а потом цените.
Весь этот разговор кончился миролюбиво, но она начала везде подсматривать за нами, везде подслушивать. На уроках она не любила сидеть, на практич(еских) уроках тоже, часто вовсе не показывалась, лежала, охала; а мы-то, глупенькие, жалели, (Л. 15) пробовали сойтись, охотно прощали ей многое, но опять новые выходки возмущали всех еще больше прежнего.
Сдавая дела и имущество, я указала на шкаф в учительской, в котором хранились: 1. Физический кабинет. 2. Дела Попечительного совета (на ответственности уч(ителя) Тенишева. 3. Учебные пособия по ест(ествознанию) и арифметике (у учи(тельницы) Скороходовой). 4. Продажная библиотека и деньги Педагог(ического) совета (у учит(ельницы) Никитской. 5. Рукодельные вещи (у учит(ельницы) Терских). 6. Ящик с фантомом (Может быть, наглядное пособие-муляж в виде какого-то человеческого органа – Сост.) (у учит(ельницы) Скороходовой). Каково же было наше удивление, или, скорее, испуг, когда, возвращаясь с 3-го урока, мы, 3-ое учит(елей), Тенишев, Скороходова и я, видим, что при входе в учит(ельскую), дверцы 3-х шкафов отворены настежь. Тенишев первым бросился к своим 2-м шкафам; оказывается, что (Л. 15 об.) шкафы не только отворены, но и замки вынуты, у Скороходовой в шкафу тоже.
Сейчас же позвали швейцара Давида; он сказал, что шкафы открыть и замки вынуть ему приказала начальница, тут же явился и исполнитель воли заботливой блюстительницы порядка в заведении – слесарь Жуков, кот(орый), узнав в чем дело и, увидя ключи от этих шкафов в руках учителя Тенишева и учительницы Скороходовой, объявил, что он открыл шкафы, потому что не было ключей, и ему приказано сделать по 2 ключа: 1 должен быть всегда у начальницы, другой у того учит(еля), который сдал эти шкафы. Сказали об этом председателю, (Л. 16) опять нашлось оправдание, что она это сделала из ревности к делу (неуловимая ты философия умного человека).
Потом как-то две надзирательницы выбирали в библиотеке книги для учениц, это было уже на 4-м уроке, меньшие классы были распущены; я составляла списки протоколов последнего заседания, как секретарь Педагог(ического) совета; вдруг отворяется дверь и входит Адам.
– Кто из вас был сейчас у меня в комнате?
– Никто.
– Я слышала, как скрипнула дверь, но когда явилась, не было никого; я так боюсь, чтобы у меня не наделали что-нибудь и, главное, не подписали под мою руку; потому я запечатываю всегда каждую запись, подписывая свою фамилию.
– Мы отсюда не выходили никто. (Л. 17)
Канцелярия надзирательниц была в учительской комнате; бумаги часто оставляли на столе; никто не позволял себе прочитывать без позволения. Все, что касалось учебно-воспитательного дела, сообщалось сейчас же, никаких подозрений и быть не могло. Прислуга была надежная, привыкшая к исполнительности, подозревать ее, даже было бы немыслимо.
В конце генваря, по поводу выдачи книг, нач(альница) выразилась, что многие книги неуместны вовсе в библиотеке гимназии, например, «Дон Кихот», и некоторые другие. Мы старались убедить, что выдача книг производится детям только из ученической библиотеки; что фундаментальная библиотека заведена не для учащихся, но для учебно-воспитательного персонала.
– У вас все такая набрана дрянь, которую нужно сжечь, я вот займусь перетасовкой, повыкидаю всю чепуху.
Эта библиотека, (Л. 18) мало-помалу, прибавлялась ежегодно книгами, и вот образовалась библиотека и фундаментальная, и ученическая; сколько было положено труда для приведения в надлежащий порядок; составлены инвентарь, систематический каталог, подвижные каталоги; два раза в неделю производилась выдача книг и 2 раза прием их. И все это забраковано, поругано; между тем, как, в самом деле, библиотека была в безукоризненном порядке, по всем правилам библиотечного дела.
Ученицы 6-го класса Красноярской женской гимназии. 1896
Вводились те правила, которые трудно было привить к учащимся; и учащиеся, конечно, поняли это и даже высказали нам; (Л.18 об.) видно и правда, что нигде нет такой строгости, как в нашей гимназии; в России все ходят без формы, о надзоре там и не думают, не то, что у нас: погулять не дадут. Все это было крайне удивительно для нас, а больше всего удивляла нас перемена в председателе Пед(агогического) совета; он, который всегда требовал такого ежедневного надзора; который начал возлагать на нас непосильный труд для узнавания какого-либо факта, в котором будто бы участвовали учащиеся; он, который ставил нам непременное условие следить за ученицами везде, так что мы 4-о должны были обязательно бывать в общественном собрании, на гуляниях, спектаклях, концертах; теперь иначе совсем взглянул на это дело. Чтобы изменить прежде заведенный порядок, они вместе с начальницей (Л. 19) порешили никуда не пускать учениц; так что в течение полугода была прекращена выдача даровых билетов в концерты и на генеральные репетиции; причащаться могли без формы, гулять тоже.
В начале февраля обнаружилась пропажа книг из продажной библиотеки на сумму в 9 р. 60 коп., это были все книги по франц(узскому) языку. Я сейчас же письменно заявила об этом председ(ателю) Попечит(ельного) совета, просила во избежание дальнейшей ответственности за продажную библиотеку, взять ее у меня и сдать в магазин Комарова (А.Ф. Комаров в 1885 году открыл в Красноярске первый книжный магазин и платную библиотеку – Сост.) на комиссию, как он уже не раз соглашался.
14-го января б(ольшая) часть библиотеки была сдана Комарову, часть в фундаментальную библиотеку, часть оставлена у преподавателя по предметам для преподавания, часть выдана ученицам. Где было искать эти книги – мы не могли придумать; это был первый случай во время моей службы, чтобы в гимназии пропало из-под замка.
Недели через две переплетчик Кехокин принес переплетенные книги для начальницы; ее не случилось в это время дома, и он все занес в библиотеку, где был Тенишев и я; выкладывая книги на столе, он положил 2 толстые книжки небольшого формата, обративших на себя внимание уч(ителя) Тенишева; он встал, взял их в руки, развернул и через стол протянул руку с ними ко мне.
– Как, эти были совсем новые? – спросил он у переплетчика.
– Да, совсем новые, да я забыл проставить буквы начальницы; а я (Л. 20) смекал, что это ее собственные.
В это время зашла начальница.
– Почему это вы разложились здесь? – спросила у переплетчика.
– Вас не было, и мне швейцар указал на библиотеку.
Мы с Тенишевым сидим и смотрим.
– Это я отдавала старье, совсем истрепанное.
– Год-то всего прошедши, – возразил Тенишев.
Она быстро схватила книги и увела Кехокина. Мы разошлись молча, и только прощаясь, Тенишев промолвил – «чудеса». 19-го февраля законоучитель гимназии о. Иннокентий Нарциссов праздновал день своего 20-летия службы на педагогическом поприще. Мы знали об этом знаменательном в жизни учителя дня еще за год, и тогда уже порешили отпраздновать его вместе в тесном кругу уважаемого (Л. 20 об.) юбиляра сослуживцев, для этого мы ему приготовили небольшой подарок, который думали поднести ему в этот день на память от нас. Подарок этот, приобретенный вскладчину, был отдан вырезать еще в начале февраля. Нач(альницу) мы к участию не привлекали, зная, что она очень неучтиво поступила с законоучителем, и, считая, даже неловким навязывать ей это участие в празднике лица, которого она вовсе не знала, и, по-видимому, недолюбливала, да и законоучитель предупредил нас, что звать ее не будет, потому что не желает стеснять себя присутствуем нового, неизвестного лица, которое уже достаточно заявило себя в отношении ко всем нам, а к его родному племяннику Ю.Н. Нарциссову особенно.
Дней за 6 до 19-го числа, А.Т. (А.Т. Савинкова, надзирательница – Сост.) заявила мне, что начальница претендует (Л. 21) на всех и особенно на меня, что мы, готовя подарок о. Иннокентию, не приняли ее; кроме того, А.Т. добавила, что та вовсе не верит, что подарок этот уже приготовлен.
– Хотите я вам докажу, я пошлю сейчас к Гадалову, он, уверяю вас, еще не взят даже, и, верно, дрянь какая-нибудь. (А.Н. Гадалов, потомственный почетный гражданин, купец 1-й гильдии, член Попечительного совета женской гимназии – Сост.)
Как нарочно, в эту самую минуту, резчик принес готовое подношение в гимназию, куда я и просила принести, чтобы показать всем участвующим вверху. Я спрятала все в свой шкаф и ушла на урок. А.Т. доложила, что не только подарок готов, но даже он в гимназии. В перемену нач(альница) просила показать ей наше подношение законоучителю и выразилась, «что если бы мы соединились с Попечительным советом, то могли бы выбрать вещь получше и подороже».
Я возразила, что мы вовсе и не думали (Л. 21 об.) присоединяться к Попечительному совету, принося в знак памяти вещь лично от себя, хотя и не ценную.
– Так я напишу Алекс(андре) Петровне, что вы все не желаете принимать участие в подарке, который думает приготовить Попечительный совет. (А.П. Кузнецова, потомственная почетная гражданка, попечительница женской гимназии – Сост.)
– Я напишу сама, – сказала я и написала записку Кузнецовой, что мы все вовсе не думали, что Попеч(ительный) совет желает, чтобы мы участвовали в его приношении; что наше намерение задумано давно, одним словом, просила извинения за недоразумение.
А(лександра) П(етровна) ответила, что не имеет никакого понятия о том, что мы делали для о(тца) И(ннокентия), и не понимает в чем я извиняюсь. 19-го февраля мы поздравили о. Иннокентия в гимназии; он повторил приглашение, полученное нами еще 26 ноября, и повторил то же, что видеть у себя нач(альницу) он не желает. В 11 часов мы все были на исповеди (Л. 22) в соборе; так как председатель изъявил желание участвовать в подношении подарка законоучителю, то я, уже учитывая деньги в магазине, рассчитывала и на его долю, хотя денег не получила еще, да и вносили не разом. По окончании службы я подхожу к Савенкову и говорю:
– Мы порешили все собраться к законоучителю сегодня в 6 часов; вещь я взяла ту, которую я Вам привозила показать.
Он замялся немного и говорит:
– Как же это Вы обошли приглашением нач(альницу), это ведь интрига какая-то; и я, право, считаю неудобным принимать в этот день участие. Я же не могу.
Ни слова не ответила я. Все торжество было отравлено. Почему он не спросил других; и откуда он взял, что тут интрига, и какое-то противодействие (Л. 22 об.) в личных отношениях.
К 6 часам мы направились к о. И(нокентию). По дороге я должна была объявить всем, почему не будет председателя. Всех это раздосадовало, жаль было, что испорчены лучшие минуты дружеских отношений всех нас. Каково же было наше удивление, когда в 7 часов явился туда и председатель. Натянутость уже была заметна, но юбиляр, конечно, и не подозревал о случившемся. Возвращаясь с праздника, председатель объяснил, что его пригласил от(ец) Ин(нокентий), потому неловко было не явиться, и что он не знал, что нач(альница) не была еще у него со дня приезда; согласился, что приглашать ее было неудобно, но денег (Л. 23) своих не внес, я уплатила за него. Дальше все отношения нач(альницы) становились хуже и хуже. Болтать не унималась. Однажды она оч(ень) неосторожно выразилась в VIII классе в разговоре с председателем, называя личность детей, которых она учила, любовницею Г(осударя). Бедные ученицы, никогда не слышавшие ничего подобного, перепугались; понятно, что они бросились к нам с этой новостью. Мы советовали молчать и молчать и нигде и никогда не повторять этих слов. Что значило молчание председателя; он с тех пор еще больше стушевался и при каждом удобном случае повторял, что она сила.
Если это и была сила, то подавляющая, гнетущая для целого заведения, и не ободряющая и укрепляющая. Русскому сердцу обидны были эти легкомысленные выражения. А русскому уму было очень понятно, что эта личность неблагодарная, если она после всего того, что получила за обучение (Л. 23 об.) детей, за то влияние, которым пользовалась, а, может быть, и пользуется, трепать по свету доброе имя людей, кот(орым) она много обязана. Несмотря на явное желание поднять в наших глазах свое значение, она этим самым, все больше и больше роняла себя в наших глазах; и, несмотря на все старания председателя уверить нас, что это личность энергичная, умная, мы очень сомневались во всем, видя воочию поступки, идущие в разрезе понятия об уме и энергии. Я не отрицаю, пожалуй, ума, но он был очень недальновидный и доводил ее до самодурства. (Л. 24) И обращения ее и манеры вовсе не могли напомнить тех начальниц, так величественных, даже полных утонченной вежливости и непреложной грации; нас шокировало неряшество даже в одежде, нас смущало ее грубое бесцеремонное обращение с прислугой. Нас удивляло даже отношение нач(альницы) к самому зданию гимназии. Мы думали, она заняла комнату на время до приискания квартиры; ее присутствие было очень стеснительно для гимназии; здание приспособлено было к нуждам заведения, и одна комната, отнятая на квартиру нач(альницы), уже много лишала необходимого удобства. (Л. 24 об.)
В марте опять повторилась история с замками, но уже над моим шкафом. Вхожу в учительскую, достаю из кармана ключ и хочу вложить в замок, чтобы достать прописи к уроку; не тут-то было, ключ не входит. Прошу у Тенишева связку его ключей, думая подобрать ключ, но ни один не пришелся. Я прошу его попробовать открыть моим ключом, ключ мой вовсе не может подойти. И тогда только видим, что и шкаф не мой, а другой. Призываем швейцара, оказывается, что шкаф отправлен по приказанию начальницы, все бумаги Педаг(огоческого) совета и учебные пособия по моим предметам вынуты и положены на окна, а шкаф вынесли в верхний этаж. (Л. 25) Что делать? Бумаги сложены под замок к уч(ителю) Тенишеву. Интересно было еще расписание уроков после Рождества. Она назначила множество пустых часов, необязательные уроки попали на первые часы, обязательные – на 3 и 4-е часы, одним словом – такой сумбур.
Председатель, не желая, или боясь нач(альницы), допустил то расписание, пока все не заговорили в один голос, что это неудобно. Уроки танцев были переданы нач(альницей) г. Шубенко. Личность Шубенко пользовалась незавидной репутацией. (Л. 25 об.) Он был замечен в некрасивых поступках в Томске, в Енисейске, но самые подробные сведения о нем были даны его теткой А.В. Куртуковой; (Куртукова Анна Васильевна, статская советница, дочь купца В.Н. Власьевского, жена чиновника П.М. Куртукова – Сост.) и он не имел права давать уроки в заведении.
Французский язык давался очень редко, вместо 17 уроков в неделю, всего урока по два в классе, хотя плата с учениц была взята. А за полгода вместо 260 уроков дано было 20 уроков. Прислуга в гимназии менялась беспрестанно; был удален водовоз, возивший воду в гимназию лет 15 сряду. Калориферы топились плохо, было холодно в здании. После Святой недели мы нашли изменения в здании гимназии. Из 7-го класса была пробита дверь (Л. 26) в коридор, в верхний этаж, сделана перегородка. Левая сторона коридора также отделена перегородкой. 8-й класс временно помещен внизу.
С 13 мая начались экзамены, все они назначены нач(альницей) с 1 ч(аса) дня. Часы экзаменов тоже каждый день менялись, что было неудобно для всех нас. Во время экзаменов начальница вовсе не показывалась, она захворала еще в марте. Болезнь нач(альницы) была притворная, мы сами слышали, как она весело проводила время в обществе учительницы Скороходовой. Ее резкий голос и смех Скороходовой гремели по зданию часов до 2-х ночи. Ближайшей помощницей и наперстницей, и товарищем начальницы была уже учит(ельница) Скороходова, как-то нас совсем оттерла от нее; не сибирячка, дочь поселенца, оконч(ила) Бестуж(евские) курсы. (Скороходова Анна Евфимовна, дочь крестьянина. Окончила гимназию в Вологодской Мариинской гимназии в 1879 г. и специальный педагогический курс в 1880 г. В 1881 г. поступила на высшие женские курсы в СПб, закончила 4-х-летние курсы на физико-математическом курсе. Назначена учительницей арифметики в Красноярскую гимназию. В 1889 г. временно исполняла обязанности ее начальницы – Сост.) (Л. 26 об.) Между тем, она больше всех нас возмущалась нач(альницей), и не раз спрашивала даже совета как ей поступать. Я советовала ей молчать и делать свое дело.
Экзамен по закону Божия в 7 и 8-х кл(ассах) был назначен также в 1 час дня. Мы говорили с законоучителем о неудобстве этого часа, имея в виду почти обязательное присутствие преосвященного, (Тихон, епископ Енисейский и Красноярский – Сост.) а для него 2 часа есть уже время обеда, но председатель как-то не обратил на это внимания; да он и вообще уклонялся от разговоров с ним, избегая даже оставаться долго, чтобы чего-нибудь не спросили. Между тем, вышло-таки то, чего мы опасались. (Л. 27)
В день экзамена преосвященный приехал в гимназию в 11 часов, шли уроки в младших классах. Швейцар встретил словами:
– Начальница больна, не принимает.
– Я не с визитом, а на экзамен.
Его пропустили и дали подняться в верхний этаж, не предупредив никого. Законоучитель тоже был на уроке и вовсе не ожидал этого раннего посещения, потому что преосвященнику было послано расписание экзаменов, где часы обозначены.
Когда законоучитель уже кончил второй урок, он спрашивал: не изменился ли час экзамена. Швейцар ответил – нет. Пока дошло до сведения законоучителя, что приехал архиерей, пока он поднялся на лестницу, преосвященник уже встречен был Скороходовой, которая не догадалась пригласить его хоть бы в зал, и так и объяснилась с ним стоя. Особенно поразили преосвященного слова Скороходовой (Л. 27 об.) в ответ на слова преосвященного: я видел расписание и не думал, что экзамен может быть назначен так поздно, я думал, что, как всегда, в 10 часов или даже в 9. Тогда он повернулся назад и уехал. И уже не был вовсе на экзамене. Вечером он объяснился с законоучителем, высказывал неудовольствие и прибавил, что его присутствие он считает обязательным, но, в виду глубоких соображений, председатель не догадался отложить экзамен.
Законоучитель просил всех нас присутствовать на следующих экзаменах в четвертом классе, на коих архиепископ обещал быть, чтобы, хотя бы несколько, загладить сухой прием. Мы порешили собраться. Начальница не выходила и никого не принимала. По словам Скороходовой – ухудшение здоровья. Тогда законоучитель предложил нам устроить для архиерея чай в библиотеке, по прежнему обыкновению в 12 ч(асов), так как это его обычный час для чаю. Скороходова знала это. Накануне дети младших классов, в сопровождении надзират(ельниц), собрали два букета цветов для обстановки чайного стола.
В день экзамена законоучитель распорядился накрыть стол в библиотеке, мы общими силами все приготовили, поставили цветы (Л. 28 об.) в вазе, и приготовились встретить преосвященного в нижнем коридоре; так как его прибытие совпало с переменой в 10 м(инут), то учительницы и надзирательницы сгруппировали детей при входе на второй этаж; швейцар дал уже знать, что карета едет, как вдруг бежит Скороходова и объявляет приказ начальницы: посадить детей по классам, чтобы толпа не собиралась на встречу архиерея; напрасно мы доказывали ей, что еще 7 м(инут) перемена, она сказала, что велено сократить перемену и дать звонок; по воле начальницы была сокращена перемена на 6 м(инут), дан был звонок и всех учениц увели в классы, надзирательницы (Л. 29) должны были удалиться к своим классам.
Скороходова бросилась бегом с докладом, что все устроила согласно приказу. Когда карета уже въезжала во двор, Скороходова примчала новый приказ: вывести в коридор приготовит(ельный) класс, когда архиерей уже входил на нижнюю лестницу. В верхнем коридоре архиерея встретила начальница в очень неприглядном виде, изможденная, с недовольной миной, в каком-то измятом костюме. На экзамен она не пошла, удалилась в свои комнаты, между тем, мы (Л. 29 об.) все, свободные от уроков, сопровождали архиерея на экзамен. Экзамен велся оживленно, преосвященник был доволен; у двери показался швейцар и вызвал Тенишева, тот вернулся через полчаса видимо взволнованный. Через пять минут на экзамене появилась нач(альница), сказала несколько слов архиерею. Преосвященный, по уходе нач(альницы), сказал мне, что он желал бы удалиться, чтоб экзамен продолжался без него. Тогда законоучитель предложил архиерею выпить с нами чаю; «меня уже ждут в Духовном училище» – сказал он вслух, а мне сказал, что «если готово, то, пожалуй, а то я, ведь, уже отказался у вас». Я вошла по лестнице с чаем; спускаюсь вниз и узнаю, что нач(альница) не приказала подавать чай наверх; пока я сама налила, пока швейцар понес, (Л. 30) преосвященный уже вышел из класса и отказался от чаю; навстречу ему вышла начальница; пока он спустился с лестницы, я вынесла ему два букета от учениц, которые он принял с удовольствием.
Экзамен продолжался, после экзамена Тенишев рассказал нам, что случилось по поводу приготовления стола для чая в библиотеке. Нач(альница) призывает в свою комнату надзирательницу Ю.Н.Н. (Ю.Н. Нарциссова – Сост.) и спрашивает:
– Что там еще за комедия в библиотеке?
Та объясняет, что по желанию законоучителя, для преосвященного приготовлен чай.
– А почему не спросили меня?
– Потому, что Вы отозвались больной и не приняли нас, когда мы приходили спрашивать.
Видя сильное нервное расстройство нач(альницы), надзирательница хотела ей подать воды.
– Убирайтесь, – получила она
Когда Скороходова, кот(орая), хотя и была свободна, но на экзамене не присутствовала, позвала нач(альнице) швейцара. Она приказала ему убрать все в библиотеке, (Л. 30 об.) все это содрать и вышвырнуть вон, а Тенишеву скажите, что здесь не гостиница. Швейцар, однако, не осмеливался убрать приготовленное, а вызвал Тенишева, передав ему указания. Тот рассердился и пошел сказать, что «архиерей не проезжающий». Тогда законоучитель, по уходе преосвященного, возмущенный грубыми выходками, заявил всем нам, что это из рук вон; но председатель опять уклонился от ответа; мы распили чай, закусили и пошли заканчивать экзамен. Бедные надзират(ельницы) ушли в слезах, я нашла их у себя в квартире; испуганные случившимся, они едва отдышались.
Более до акта мы не видели нач(альницу); к акту приготовляли все учителя сами; наградные книги выбраны ею курьезно, б(ольщей) ч(астью), не соответствовая классу; многие вовсе не годились для учениц. Это вызвало новую бурю. На акт никого не пригласили. Из актового зала мы вытащили кафедру вниз, несмотря на указания председателя; одним словом, что ни шей, то гадость. Протоколов об окончании экзаменов, о переводе, о выпуске, в очередной раз нам не дали. Начальница не поздравила ни VIII, ни VII кл(ассы), все разошлись грустные, не так как прежде, унося в душе печаль и заботу о милом заведении. (Л. 31)
Результатом этого напряженного состояния было оставление гимназии 10-ю членами Педагогического совета с председателем Савенковым во главе, кот(орый) первым испугался решительных мер Адам и ретировался, унося за собой и нас, не давшим возможности служить излюбленному делу и дослужиться до пенсии. Эгоизм Сав(енкова) сделался ясно тогда, когда мы и не думали, защищать нас он не сумел, сумел достигнуть нашего увольнения, по прошениям и без прошений, очищая гимназию от нежелательного для Адам элемента. Далее опишу деятельность Сав(енкова) и чем оказалась Адам.
В. Н(икитская).
Весь текст публикуется впервые, с небольшим сокращением.
Аттестация Веры Перепелкиной, ученицы 8-го класса Красноярской женской гимназии, об успехах и поведении за 3-ю четверть 1908 учебного года
Аттестат № 95 Потехиной Анфии Александровны (в замужестве Мамонтовой) об окончании полного курса обучения в Красноярской женской гимназии, выданный 30 мая 1898 года Педагогическим Советом гимназии
История со скандалами в гимназии должна была иметь продолжение, судя по последним строкам дневника. В 1888 учебном году из учебного заведения уволились три человека: В.А. Никитская, П.С. Проскуряков, М.А. Домнина; через год – А.Т. Савенкова, Ю.Н. Нарциссова, Е.Я. Мамонтова, в том числе и Д.В. Никитский, муж автора дневника, преподаватель Учительской семинарии, которого несколько лет кряду приглашали преподавать отечественную словесность. Для небольшого города эта история была значимая.
Пожалуй, больше всего в дневнике смущают взаимоотношения учителей гимназии не с начальницей М.Е. Адам, прогрешения которой множились с каждой новой страницей, а с председателем Педагогического совета И.Т. Савенковым. Иван Тимофеевич – образованнейший человек, закончил Санкт-Петербургский университет, физико-математический факультет; известный шахматист; директор Учительской семинарии; хороший преподаватель, автор нескольких методических разработок. Наконец, археолог, открывший палеолитическую стоянку на Афонтовой горе, получившую мировую известность. Из круга местной интеллигенции, пожалуй, наиболее известный в городе человек. И ведь не побоялась Варвара Александровна высказать столько нелицеприятного в отношении человека, под началом которого работал ее муж. Мнение второй стороны о событиях, имевших место в гимназии, мы не знаем. Возможно, И.Т. Савенков устал от дамских распрей. Не нам судить.
Во взаимоотношениях В.А. Никитской с начальницей есть и личные проявления неприязни. Отобрав уроки французского, под предлогом, что будет вести сама, Адам затем от них отказалась, а вела преподавание чистописания и пения. Гимназический курс проходили три дочери Варвары Александровны и весьма неудачно. Никитская Варя (Вера) в 1888 г. была оставлена на второй год, а затем выбыла по «малой усидчивости». Надежда поступила в приготовительный класс гимназии, обучение шло успешно, в 1893 г. была оставлена на второй год (последний учебный год начальницы Адам). Софья оставлена на второй год в подготовительном и в 3-м классах [7]. Перевод учениц гимназии в следующий класс (до 7 класса) оценивался по знаниям за год; если оценки были хорошие, экзамен отменялся; 2-3 предмета неудовлетворительные – экзамен по этим предметам; неудовлетворительных больше – экзамен по всем предметам после каникул, т.е. переэкзаменовка или оставление на второй год.
Семейные обстоятельства Никитских складывались на протяжении последующих лет довольно сложно. В 1891 г. во время приезда цесаревича Н.А. Романова в Красноярск, Варвара Александровна сумела передать сопровождавшему его князю Э.Э. Ухтомскому письмо о нелицеприятных поступках губернатора Л.К. Теляковского. За что была отлучена от педагогической деятельности – несколько лет не могла найти работу. Не смог занять вакантное место инспектора народных училищ и муж – Д.В. Никитский, учитель, после выходя в отставку по выслуге 25 лет еще полный сил человек, пользующийся уважением в городе.
В одном из четырех дневников В.А. Никитской хранится лист-вкладыш, очень ветхий, исписанный мелким почерком, с многочисленными сокращениями; пометки за несколько лет. Большая часть карандашных записей позднее обведена чернилами. Трудно читаемый текст, поэтому где-то будут высказаны предположения. Перечислены дети: Софья, Сергей (упомянут лишь раз), Вера, Надежда, Митя, верно, самый любимый у матери. При посылке своего сборника стихотворений «Отклики Сибири» сыну в Москву, сделала надпись:
Когда вдали от любящей, родимой,
Тебе взгрустнется иногда порой,
Меня ты вспомни, дорогой, любимый,
И знай, что я всегда с тобой.
Дмитрий Васильевич Никитский ездил в Петербург, какое-то время опять учительствовал в семинарии, в 1900 г. уходит; в этом же году был в Киеве и Москве. В декабре 1901 г. назначен в Верхоленский уезд (инспектором училищ?). Упоминается письмо к министру народного просвещения П.С. Ванновскому, скорее всего, о дальнейшей службе. В 1903 г. Д.В. Никитский получает новое назначение – в Читу, в 1905 г. все еще находится там. У него бывают дочь Софья и Варвара Александровна (последняя какое-то время там проживает).
Софья в 1900 г. окончила гимназию, в том же году поступила на службу. В 1902 г. с докладом командирована в Курск. В 1904 г. заведует Иннокентьевской школой. В 1905 г. принимает участие в деятельности Владимирского приюта и учительствует в 2-х-классном училище при железнодорожных мастерских им. В.М. Павленко. В конце 1907 г. поступает в Томский университет (в этом году при университете были открыты историко-философские курсы – Сост.). Надя держит экзамен в гимназии в 1898 г., поступает на службу в 1900 г., выходит замуж в 1903 г. Вера в 1895 г. уезжает с отцом в Петербург.
Сын Митя обучался какое-то время вне Енисейской губернии, в 1895 г. приезжал в отпуск. В 1897 г. принят в Московское военное училище, в 1899 г. заканчивает его и едет в Читу; в 1900 г. оказывается в Хайларе, маньчжурском городе в 177 верстах от русской границы, 700 верстах от Читы. Далее установить место его службы не трудно. В Хайларе формируется Хайларский отряд, который примет участие в разгроме «Боксерского» восстания в Китае в 1900 г. Митя – участник похода. 1 октября 1902 г. приезжает в отпуск. 15 мая 1904 г. молодой человек скончался. Из стихотворения матери, посвященного сыну, понятно, что молодой человек был участником Русско-японской войны 1904-1905 гг. Сырой и жаркий климат Маньчжурии, от которого через сутки на хлебе выступала плесень, был губителен для русского солдата; массовые заболевания уносили тысячи жертв. Возможно, смерть наступила после тяжелого ранения. Приводим посвящение Варвары Александровны сыну, в котором излилась боль скорбящего сердца матери:
Памяти дорогого Мити
Там, где высятся стены Мукдена,
В недрах чуждой далекой земли,
Избежавши японского плена,
Много русских могилу нашли.
Одиноко там спит, мой желанный.
К той могиле я мыслью лечу,
И склонившись над милым курганом,
Потихонько молитву шепчу.
В той могиле надежда зарыта,
В той могиле зарыта любовь.
Но в ней вера в бессмертье сокрыта,
Она греет еще мою кровь.
Верю я, что мой дух, как бывало,
Неизменно всегда, друг, с тобой,
Если бренного тела не стало,
Неразлучно с тобой мы душой.
И как прежде к твоей колыбели
Всей душою стремилась всегда,
Так теперь от далекой могилы,
Не уйду мыслью я никогда.
16 VII 1906.
Так заканчиваются краткие упоминания В.А. Никитской о ее семье. Жизнь больше отнимает, чем дает. Ни радости, ни печали не знают постоянства. С В.А. Никитской, незаурядной женщиной, эмоциональной, решительной, с горячим нравом, бойцовским характером, мы встретимся еще в рубрике «Былое».
Список источников
- Бакай Н.Н. К двадцатипятилетию Красноярской женской гимназии (1869–1894 гг.). Красноярск. Типография Ал. Д. Жилина. 1895. С. 9, 11-15.
- Там же. С. 17-25
- Там же. С. 231.
- Там же С. 47-48.
- ГАКК (Государственный архив Красноярского края. Ф. 265. Оп. 1. Д. 333. Л. 7об., 17об., 31об., 38об.
- ГАКК. Ф. 265. Оп. 2. Д. 23. Л. 1, 4, 8-8об., 13, 21.
- ГАКК. Ф. 265. Оп. 1. Д 11. Л. 20об.-21, 38об.-39,75об-76.
- Никитская В. Тетрадь с 1892 г. Г. Красноярск. Книга 2-я. Л. 38, 45об.
Выражаю мою глубокую благодарность бывшему коллеге Грищенко Людмиле Николаевне за использование ее выписок с номерами дел по истории гимназии из Государственного архива Красноярского края.
Автор: Тамара Семеновна Комарова, старший научный сотрудник отдела истории Красноярского краевого краеведческого музея
Фото: фонды Красноярского краевого краеведческого музея
Похожие публикации
«Охота пуще неволи» (к истории охоты в Енисейской губернии)
«Добрый и незабвенный наш друг Алексей Петрович Шаров…»
