Дневник Иннокентия Федоровича Колеватова
Дневник молодого прапорщика, заехавшего летом 1917 года в Михайловское перед отправкой на фронт. Публикуем записи из дневника и рассказываем, что удалось узнать об авторе трогательных воспоминаний, именем которого названа одна из улиц в Минусинске.
Судьба рукописей, как и людей, нередко весьма причудлива. 106 лет исполнилось дневнику, который оказался в фондах Красноярского краевого краеведческого музея, предположительное время его поступления – после 1925 г. Облаченная в твердый картон с коленкоровым переплетом тетрадь, видавшая виды, не сохранила авторского названия: осталась лишь надпись неизвестного лица по верхнему краю обложки, с трудом читаемая: «Присланная (тетрадь – сост.) вместе с анкетой о «погибших борцах революции», о Колеватове Иннокентии, из минусинского Укома РКП(б)». На первой вводной странице, в верхней части листа надпись — «Не убий!»; ниже – «прапорщик Иннокентий Колеватов». Начальная дата дневниковых записей — май 1917 г., конечная — август 1917 г., временной отрезок — менее года. Биографические сведения об авторе крайне скудны, что сохранилось, повторно и противоречиво. По дневниковым записям попробуем восстановить неизвестные факты из жизни автора — Колеватова Иннокентия Федоровича.
Уроженец Вятской губернии родился 4 октября 1895 г. По другим сведениям, родился на Амуре в 1894 или 1895 г. «Горою стоял за Сибирь», за что и был прозван товарищами «вятским сибиряком». Иннокентий Колеватов был незаурядным человеком с восприимчивой, увлеченной, индивидуальной натурой. Увлекался поэзией, на листах дневника найдем стихотворения А.А. Фета «Я приду к тебе с приветом» и одного из самых печальных поэтов России С.Я. Надсона «Надо жить», поэзией которого бредила русская молодежь, начиная с конца XIX века. И стихи самого И. Колеватова, любительские, юношески наивные — их в сборнике 18 — подписаны: соч(инено) или соч(инил) Ин. Колеватовым. Помимо стихов, в дневник вошли письма «юных страстей первого пыла», памятливые записи его товарищей накануне отправки на фронт, копии военных сводок, приказов, листовок. Дневник большей частью служил чистовиком, куда автор переносил указанные тексты, чаще всего обороты листов не заполнялись. Нумерация листов шла по порядку, а хронологическая последовательность записей — нет. Поэтому приходилось в нескольких случаях прибегать к предположениям. Есть упоминание, что с 1909 г. жил в Минусинске, что точно тоже не установлено.
Колеватов Иннокентий Федорович был мобилизован в армию в 1916 г. С 1 сентября числится юнкером («одел погоны юнкера») 3-й школы прапорщиков в Иркутске на станции Иннокентьевская. По окончании выпущен в 3-й Сибирский стрелковый запасной полк, находившийся в городе Ачинске Енисейской губернии. Время военных тревог в России, общая ситуация на фронте складывается не в пользу страны. Иннокентию 22 года. Весной 1917 г. числится на офицерских курсах в Торжке, городке Тверской губернии, которые окончил в начале мая. В мае и июне автор дневника находится на двухмесячных курсах офицеров при 48 бригаде (48-я пехотная артиллерийская бригада 24 армейского корпуса Юго-Западного фронта – сост.) в городе Опочка Псковской губернии. Двухмесячные курсы, по признанию Иннокентия, ничего не дали. 28 июня Колеватов сообщает в Иркутск близким о «выезде в окопы». 30 июня в 12 часов дня из Полоцка направляется к линии фронта.
10 июля 1917 г. в дневнике появляется первая фронтовая запись с пояснением: «на позиции, в землянке». Тяжелая окопная повседневность Иннокентия Федоровича началась в 15 армейском корпусе 8 дивизии на Западном фронте, командир 7-й роты 32 Кременчугского пехотного полка. «Сыро и неприветливо в окопах… Хочется хоть чем-нибудь скрасить тяжелую окопную жизнь, но нечем. Хочется, чтобы кто-нибудь подошел к тебе и добрым словом заставил на миг забыть тяжелую действительность. Хочется, чтобы кто-нибудь снял с жителя окопов тень уныния и влил в него надежду на скорый всеобщий мир. Кена. 28 июля 1917 года. Позиции».
25 августа 1917 г. сделана последняя военная запись в дневнике. Следует искать объяснение в скверных новостях с театра военных действий. Фронт 15-го армейского корпуса был прорван немецкими частями, начался отход и отказ русских солдат служить царю земному. В конце 1917 г. Колеватов оказывается в Минусинске.
Минусинск. Общий вид с северной стороны. Начало ХХ в.
Минусинск. Беловская улица. Начало ХХ в.
Причина неизвестна, мог быть ранен или отравлен газами (применялись с 1916 г. – сост.). В декабре вступает в члены «Союза трудящейся молодежи», который находился под влиянием большевиков. При «Союзе» создается боевой отряд. Иннокентий состоит на службе в Минусинском совете в отделе по народному образованию. В конце июня 1918 г. город занят белыми. В перестрелке Иннокентий Колеватов был убит казаками, или ранен, и скончался через месяц, или расстрелян. В 23 года. Точных сведений нет. По метрическим книгам минусинского Спасского собора он похоронен 5 июля 1918 г. На памятнике на старом кладбище дата смерти 28 июня 1919 г. Поверим метрической книге – надежный документ; памятник на могиле был открыт в 1977 г., вряд ли кто из свидетелей, если сохранились, помнил о давних событиях. Могила Колеватого Иннокентия Федоровича внесена в реестр объектов культурного наследия; его именем названа одна из улиц в Минусинске. На излете молодости, в 23 года, оборвалась жизнь Колеватого Иннокентия, Кеши, Кены, как звали его товарищи и любимая девушка. Дневник вызывает грустную печаль.
Дневник Колеватова Иннокентия Федоровича
...Поэзия – это светлое торжество бытия, это блаженство жизни, неожиданно посещающее нас в редкие минуты…
В. Белинский. [Л. 1]
Сон
За окном луна плывет все выше,
Я во сне томлюсь, люблю, тоскую.
Вот луна взглянула из-за крыши,
И на веке бледный свет я чую…
И бегут из глаз, закрытых слезы,
Cон мой полон мукой и любовью.
И из вазы перегнувшиеся цветы
Льют свой сладкий запах к изголовью.
Иркутск. М. Шамино. 1917 года мая 26 дня. [Л. 9]
… Дверь в комнату вдруг шумно отворилась:
С букетами из роз Маруся подошла
И ласково взглянув прекрасными глазами,
Она один букет мне подала.
Я радостный принял букет от Муси
И долго с нею мы смотрели на Байкал.
Она была прекрасна, словно ангел,
Я про свою любовь ей все сказал!
Соч. Ин. Колеватов. Торжок. Курсы офицеров. Май 1917 года. [Л. 4]
Шуточные дружеские записи под названием «Из воспоминаний прапорщика Харитонова. Характеристика прапорщика Колеватого» (переписаны в дневник И. Колеватовым)
Колеватов Иннокентий Федорович 22 лет, среднего роста, шатен, считает себя влюбленным, вечно сидит, каллиграфически выводя буквы. Пишет письма или рисует картинки, или пишет какие-нибудь свои изречения и потом вывешивает их на стенку в комнате. Например: когда все 291-го полка офицеры проиграли деньги в шмандафер (железку) (верно: шмендефер, игра в банкомет – сост.), то он на другой день вывесил бумажку с крупно написанными словами: «жертвы железки», а внизу этих слов идет перечень кто.
Если же это ему все надоедает, то ложится и мечтает, скоро ли он будет подпоручиком и как он приедет с двумя звездочками к воображаемой возлюбленной, а если же и это ему надоедает, то он принимается за уборку в своем сундуке или за чистку шашки. Одевается всегда по форме, красуется своею [Л. 29] аккуратностью и воображает себя очаровательным. Любит копить деньги, рассуждает всегда о будущем, интересуется политикой.
Боится привидений, которыми мы его часто попугивали (смеялись, доводя его до белой горячки). Горою стоит за Сибирь, хотя сам по природе Вятской губернии. Мы часто его называли «вятским сибиряком». Не пьет вино, не курит. Разговор его часто бывает наивным, детским, в особенности в присутствии женского пола, что ему ужасно нейдет.
Торже(о)к. Курсы офицеров. Верно! Прапорщик А. Харитонов. Авторская подпись. [Л. 30]
Третий год обагряются кровью поля,
И грохочут без умолка пушки,
А снарядами сплошь поизрыта земля,
И не видно конца злой игрушке.
Много пало бойцов молодых,
Полных жизни, энергии, силы.
Много в вечность ушло их стремлений святых,
Что хотели они в жизнь провесть до могилы…
Но придет же пора и народы поймут,
Что напрасно они умирают,
Что напрасно они молодежь свою бьют
И напрасно войну продолжают.
Соч. Ин. Колеватого 15 июня 1917 г.
Действующая армия, Опочки Псков(ской) г(убернии).
Писано ко дню третьей годовщины второй Отечественной войны. [Л. 2]
И какой же дневник молодого человека без Надсона, одного из самых печальных поэтов России конца XIX — начала XX века.
Надо жить! Вот они роковые слова!
Вот она роковая задача!
Кто над ней не трудился, тоскуя и плача?
Чья над ней не ломилась от дум голова?
Надсон. [Л. 5]
Приводится несколько стихотворений автора дневника, не всегда с датами и названиями. Как и местом, где написаны.
Спите, орлы боевые,
Спите с спокойной душой!
Вы заслужили, родные,
Славу и вечный покой.
Долго и тяжко страдали
Вы за Отчизну свою.
Много вы грому слыхали,
Много и стонов бою…
Ныне, забывши былое,
Горе и радость, труды…
Вы под могильной землею
Тесно сомкнули ряды.
Спите ж, орлы боевые,
Спите с спокойной душой!
Вы заслужили, родные,
Славу и вечный покой. [Л. 6]
Молодость, молодость, спутница милая!
Вместе живем мы, работаем, учимся,
И не придет к нам минута унылая –
Чую я сердцем, что мы не разлучимся…
Бросим, коль сможет, на ниву народную,
Горсточку малую доброго семени,
Да и опустимся в землю холодную,
В пламени мысли сгоревши до времени…
Эх, молодость, молодость, спутница милая! [Л. 7]
Далее автор дневника описывает знакомство с сослуживцем И.Г. Ощепковым в Иркутске, в 3-й школе прапорщиков на ст. Иннокентьевской, куда обоих забросила служба. Служили в одном взводе, вместе получили назначение на службу в 31-й Сибирский стрелковый запасной полк в г. Ачинск Енисейской губернии. А далее описывает похождения друга: любит возлияния, после которых, надев шашку и взяв револьвер, отправляется шляться на Миллионную улицу. Действующая армия. 20 июня 1917 года. [Л. 26, 28]
Из воспоминаний Колеватого. «Человек с «римским носом»
Курсы офицеров при 48 бригаде.
Курсы офицеров! Какое громкое название и, кажется, многому можно научиться в два месяца в этом учебном заведении, но, к сожалению, мы ничего не получили и вышли почти такими же, как и вошли. У нас чуть-чуть прибавился наш скудный запас знаний по ратному делу; этот запас не вполне достаточен для офицера в современной боевой обстановке, когда у воюющих масс различных орудий для истребления противника. Но что же поделаешь?! Сколько тактике не учи, все равно не научишься и только твое умение в бою выйти с меньшими потерями победителем, покажет, что ты способен руководить ходом боя. 21 июня 1917 г. Опочка. Пр(апорщик) Колеватов. [Л. 31]
Еще о наступлении.
Слухи, оказывается, не обманули, на Юго-Западном фронте наши вновь сформированные ударные батальоны после двухдневного артиллерийского огня перешли в наступление и, прорвав фронт противника, захватили в плен десять тысяч пленных, 3 орудия и пулеметы. Наконец-то после долгого сидения в бездействии, наша свободная революционная армия ринулась вперед. Дай Бог ей успеха! Опочка. 21 июня 1917 года. Колеватов. [Л. 32]
23 июня 1917 года.
Сегодня я имел честь получить предписание от командира 291 полка с приказанием немедленно отправиться в распоряжение начальника штаба 15-го армейского корпуса на пополнение частей корпуса. Завтра едем компанией в Святые горы и село Михайловское. Наконец я удостоюсь увидеть то место, где некогда поэт проводил время, где он писал свои стихи, которые мы сейчас читаем с любовью. Пр. Колеватов. Действующая армия. Опочка. [Л. 33]
Поездка в Святые Горы, Михайловское и Тригорское. Были 24 июня 1917 г. перед отправкой на фронт.
Когда я был еще школьником, я любил читать стихи А.С. Пушкина. Мне, малышу, нравились его «Бесы» и «Няня»; я выучил эти стихотворения наизусть и любил декламировать каждому, кто приходил в наш дом. И вот все мои мечты в 1917 году, 24 июня, исполнились. [Л. 37]
В 10 1/2 часов дня мы компанией выехали из Опочки и, после двухчасового сидения в вагоне прибыли на станцию Тригорская. Здесь нужно было покинуть поезд и идти пешком версты 4 до местечка Святые горы. Мы сначала зашли в монастырскую гостиницу и оставили там свое платье. [Л. 38]
Могила почему-то не убрана, и памятник заброшен, видимо, нет такого человека, который бы следил за порядком на могиле, украшал бы ее и не допускал бы туристов до писания своих фамилий на стенках ограды. Крест на обелиске памятника сорван, а новый водрузить почему-то не хотят. Стыдно жителям Святогорска держать место успокоения великого певца в забросе, стыд и тем пришельцам, которые не могут воздержаться от марания надписями белых мраморных стен ограды. От памятника мы пошли в магазин и, накупив открыток с видами достопримечательностей Святых Гор, отправились осматривать читальню имени А.С. Пушкина и юбилейные венки, преподнесенные и возложенные на могилу Пушкина [1]. В Михайловское мы прибыли в 6 часов вечера, сразу попав в парк. [Л. 39] Домик (няни) хорошо сохранился, внутри мебели не имеется, лишь стоит биллиард, на котором играл Пушкин, и обрубок одной из трех сосен, что поэт воспел в своем стихотворении «Три сосны».
От домика бабушки мы пошли к дому, в котором жил Александр Сергеевич, где находится гипсовая маска, снятая с лица поэта, бюсты, все издания стихотворений и журнал «Современник», в котором помещал свои стихи Пушкин. В одной из зал висит во всю стену картина художника Рехенмахера «Под одним плащом». На ней изображен серый петроградский день, на заднем плане виден город и памятник Петру Великому, а на переднем (плане) Пушкин и Мицкевич, накрытые одним красным плащом. Пушкин в левой руке держит руку Мицкевича, а в правой цилиндр и указывает (им) куда-то в пространство, глядя вдохновенным взором на все окружающее. [Л. 40] А Мицкевич, оперся подбородком на левую руку (после восстановления картины рука будет прижата к груди – сост.) и, опустивши голову, смотрит задумчиво вниз. Картина довольно красивая и на меня произвела громадное впечатление [2]. Дом этот скорее модель с настоящего дома Пушкина, потому что оригинал недавно во время пожара сгорел.
В 8 часов мы покинули село Михайловское, провожаемые старушкой писательницей Варварой Васильевной [3], которая так приветливо нас встретила, все показала, все объяснила, и на прощание позволила на память о Михайловском нарвать цветов жимолости, а прапорщику Харитонову даже лично передала розу. Она объяснила это тем, что он уж слишком обратил ее внимание своим грустным видом.
Из Михайловского мы пошли в Тригорское, идти до Тригорского недолго, всего лишь три версты. [Л. 40] В Тригорское пришли поздненько, солнце уже закатилось и сразу попали в гости к помещице Пальмовой [4], встретив радушный прием. Нас напоили и накормили, а потом мы в сопровождении дочки Пальмовой Лидой [5] пошли осматривать парк. Она нам показала так называемый диван «Онегин», сидя на котором, любовался чудной панорамой Александр Сергеевич, так как этот диван стоит на краю возвышенности, с которой открывается вид на окружающую местность и на голубую Сороть.
Потом смотрели фундамент «белой бани», где некогда, за неимением места, устраивал свои пирушки со своими товарищами поэт. Внутри березы, в стволе этой березы, имеется маленькое отверстие, вероятно ведущее в дупло. В это отверстие, будто бы, Пушкин когда-то опустил грош. Этим и закончился наш осмотр. [Л. 41] Посидели недолго на терраске дома. Утром встали в девять часов, скорее обежали снова все парки, нарвали белых кувшинок в пруду. В 12 часов сели на поезд, в 2 были в Опочке [6]. Я вполне доволен остался этой поездкой и всю жизнь буду помнить хорошо проведенное время в Святых Горах, Михайловском и Тригорском в обществе хороших товарищей. 25 июня 1917 года. Опочка. Действующая армия. Пр(апорщик) Колеватов. [Л. 42]
Автора воспоминаний о пребывании в пушкинских местах так впечатлила картина Рехенмахера, что он написал стихотворение, назвав его «Под одним плащом» (в память посещения Михайловского).
На заднем плане виден Питер,
Покрытый пасмурною мглой,
И Петр на бронзовом гиганте
С высоко поднятой рукой.
А на переднем двое смертных
Идут, покрытые плащом:
Один, свой взор поднявши к небу,
Должно быть, видит жизнь во всем.
Другой, потупив в землю очи,
Идет за спутником своим,
Рукой держась за подбородок,
Как бы тоскою одержим.
С лицом восторженным – наш Пушкин,
Всю жизнь свою любивший стих,
Отдавший душу свою музе,
На все готовый ради их.
Соч. Колеватов. 25 июня 1917 г. Опочка. [Л. 44]
Далее идут два письма товарищей И. Колеватого, внесенные в дневник перед отправкой на фронт (оригиналы).
Прапорщику Колеватому, родиной из Минусинска, пишутся эти строки в доме Триумерова против женской гимназии имени Пушкина в г. Опочка при прощальной встрече перед отправлением на фронт сражаться за Свободную Россию. В жизни бывают веселые и грустные (впрочем, это все относительно) моменты, так вспомни веселые минуты, которые мы проводили в Торжке на даче с трехъярусным прудом, и в селах Святогорском, Михайловском и Тригорском. Прапорщик-уралец Коржавин. 25 VI 1917 г. Дано сие в славном городе Опочка. [Л. 36]
В день нашего отъезда на фронт.
О! Как бы я желал встретить через несколько лет тебя, снова жить и проводить время вместе. Я не думаю, чтобы мы разлучились и не хочу этого, я исполню слово, данное 23 июня, чтобы не разлучаться и не оставлять друг друга в этот тяжелый момент. Желаю тебе возвратиться оттуда, куда нас заносит волна. Я не думаю и не хочу этого, но, если случится, что ты будешь убит. Так прочтут твои родители и увидят, что я к тебе относился как к товарищу. Желаю тебе благополучно вернуться в гор. Минусинск, жениться на М.Ш., и жить счастливо, изредка вспоминать меня, когда-то были и … страдали и все тяжкие муки переносили вместе. Теперь же живы счастливо, не унывай, и павших героев вспоминай. Вернись, скиталец, в далекую забытую Сибирь и унеси ей от меня привет. Товарищу К(еше) Колеватову от тов(арища) пр(апорщика) Ощепкова. Действующая армия. Гор. Опочка. Июня 26 дня (1)917 года. [Л. 43-43об.]
28 июня 1917 года.
Сегодня мы думаем двинуться в поход, но дождь разрушил наши планы, и мы решили остаться до завтра. Телеграфировал своим и в Иркутск о выезде в окопы. Вчера получил письмо от Маруси Андрющенко. Нужно послать свои стихи в журнал «Огонек» (Литературно-художественный и первый иллюстрированный журнал в России «Огонек» выходил с 1899 г. еженедельно. В годы Первой мировой войны печатал заметки, прозу, стихи, зарисовки из районов военных действий, фоторепортажи, фельетоны. Самый популярный журнал в России/ 22 октября 1917 г. вышел последний № 41. В 1923 г. журнал был возрожден журналистом М. Кольцовым – сост.). Кена. [Л. 48]
Скоро окопы увижу
И серых увижу бойцов.
Тех, что нам дали Свободу
И сбросили цепи рабов.
Сейчас они жизнью рискуют
И все за Свободу умрут.
Но все же поста не покинут
Пока их сменять не придут.
Шлите бойцам на подмогу
Новые кадры борцов.
Скорее спасайте Свободу,
Чтоб дети не кляли отцов!
Варопаево.
Соч. Колеватова. [Л. 51]
30 июня 1917 г.
Утром был в Полоцке, а в 12 часов уже катил на запад, продвигаясь все ближе и ближе к фронту. Видел заранее заготовленные в тылу позиции, огороженные рядами колючей проволоки: все это устроено на случай прорыва немцами нашего фронта. Вечером приехал на станцию Варопаево и, покушав на офицерском питательном пункте, пошел к коменданту ночевать. Спокойной ночи!
1 июля 1917 года.
Сначала нужно поздравить вас (вероятно, сообщение друзьям) с первым числом, а потом уже начать делиться всем пережитым за весь день. Утром изволил встать в 11 часов и решил сегодня день прожить здесь, а уже завтра утром сесть на поезд и катить дальше в неизвестную даль. Утро было скверное, шел дождь, но к вечеру погода немного разгулялась и стало как-то веселей. В 12 часов дня пошли на ст. Варопаево обедать. В 4 часа пили чай. Инн. Колеватов. [Л. 52]
Приказ 8 дивизии. Объявлена телеграмма начальника штаба 15 армейского корпуса от 9 сего июля. 9 часов 30 минут. Молодечно.
Противник прорвал наше расположение на фронте 11 армии, с громадной энергией и быстротой развивает успех, только незначительная часть наших войск доблестно исполняет свой долг, остальные войска при малейшем натиске, неудержимо отходят… Непосредственная опасность угрожает седьмой армии. Верховный главнокомандующий считает, что на Юго-Западном фронте создается критическое положение, в виду чего требует энергичного развития операций на нашем Западном фронте. Западный фронт должен спасти Родину.
Это известие я прочел в 12 часов дня и немедленно же объявил всем чинам своей роты. Солдаты рассуждают так. 11 армия первая перешла в наступление, но вместо успеха потерпела [Л. 53] полное поражение.
А ведь сколько раз мы говорили, что не следует наступать, когда нет веры в то, что мы возьмем верх. Да и кому охота зря лезь под пули, если может быть заключен мир в недалеком будущем. Вместо наступления-то, министры наши лучше бы постарались как-нибудь повлиять на наших союзников и уговорить их оставить свои завоевательные планы. Народу не война нужна, а нужен мир и не разрушительная работа, а созидательная. Вот, что нужно народу! Вот какой голос несется из толпы.
Если германцы здорово разовьют свой успех, то нашему 15 корпусу придется или начать наступление, чтобы этим отвлечь противника от Юго-Западного фронта, или же перейти без боя на новые позиции. Если мы этого не сделаем, нас могут легко обойти. Землянка. Позиции. 10 июля 1917 г. 15 корпус. 8 дивизия, 32 Кременчугский полк, 7 рота. Западный фронт. Прапорщик Колеватов. [Л. 54]
Как пишет дальше автор дневника, 32-й Кременчугский полк решил поддержать 11 армию при условии достаточного снабжения артиллерией, техническими средствами и резервами. Полк не будет предателем и трусом. Записи сделаны 11 июля и 24 июля 1917 г. [Л. 56, 61]
Братская могила
Предо мной невысокий курган
Весь заросший зеленой травою.
На кургане с дощечкою крест,
А на ней имена погребенных землею.
Долго стоял я в раздумье над ним,
Тяжкой тоскою объятый,
Неужели и я буду тоже убит,
Землей прежде времени взятый?
Неужели меня позабудут друзья,
И могилу сравняет с землею?
Неужели никто не сколотит креста
И цветов не взрастит надо мною?
Соч. Колеватого. Позиции. 14 июля 1917 года. [Л. 59]
Думы.
Черные тучи все небо покрыли,
Маленький дождь моросит;
Мелкими каплями травку покрывши,
Влага, как иней лежит.
Ветер свободно по полю гуляет,
Желтым листом шелестит;
Песней своею тоску навевает…
Сердце о чем-то грустит.
Хочется, чтобы зеленая травка
Вечно была зелена,
Хочется, чтобы не скоро
Нас посетила зима.
Соч. Колеватого. 24 июля 1917 г. Позиции. Землянка. [Л. 62]
Сыро и неприветливо в окопах… Хочется хоть чем-нибудь скрасить тяжелую окопную жизнь, но нечем. Письма из дома приходят редко, да и содержание этих писем с родины, по большей части, не радостные: всё пишут о нужде, о том, что плохо стало сейчас жить. А о радостном и бодрящем не встретишь и строчки. Хочется, чтобы хоть кто-нибудь подошел к тебе и добрым словом заставил на миг забыть тяжелую действительность. Хочется, чтобы кто-нибудь снял с жителя окопов тень уныния и влил в него надежду на светлое будущее и на скорый всеобщий мир. Сыро и неприветливо в окопах… Кена. 28 июля 1917 года. Позиции. [Л. 60-61]. В конце тетради сохранились три письма личного характер: знакомой девушке и «незнакомке».
На этих страницах мы и прощаемся с дневником Колеватого Иннокентия Федоровича. Дневник вызывает светлую, печальную грусть.
- 180-летие со дня гибели А.С. Пушкина.
- Рехенмахер Владимир Оттонович — псковский художник, автор картины «Пушкин и Мицкевич у памятника Петру Великому» (1913). Сюжетом послужил известный спор русофоба Адама Мицкевича с Александром Пушкиным, в котором польский поэт отрицал право на существование ненавистного ему Санкт-Петербурга. Ответом ему будет «Медный всадник» А.С. Пушкина, обосновавшего необходимость строительства столицы, как с военной, так и экономической точки зрения. В 1918 г. работа Рехенмахера сгорела вместе с имением «Михайловское». Накануне Второй мировой войны художник восстановил свою картину для музея.
- Тимофеева Варвара Васильевна (1850-1931) — прозаик, автор дневниковых записей «Шесть лет в Михайловском». Проживала с 1911 г. в Колонии для престарелых литераторов рядом с имением. Рукопись записок хранится в ИРЛИ, не публиковалась. В ней она опишет сожжение и разграбление Михайловского и Тригорского в феврале 1918 г. окрестными крестьянами; разбиты будут бюст и копия посмертной маски А.С. Пушкина, доска его биллиарда, сожжена карета поэта; прижизненные издания его произведений, книги и журналы будут преданы огню.
- Пальмова Анна Сергеевна — жена Пальмова Михаила Ивановича, бывшего управляющего имения «Тригорское» при владельце А.Н. Вульфе. В указываемое время М.И. Пальмов являлся арендатором имения.
- Пальмова (в замуж. Пыпина) Елизавета (а не Лидия – сост.) Михайловна. Позднее передаст в музей фотографии и документы, собранные ее отцом для музея.
Автор: Тамара Семеновна Комарова, старший научный сотрудник отдела истории Красноярского краевого краеведческого музея
Фото: фонды Красноярского краевого краеведческого музея
Похожие публикации
Имею честь известить почтеннейшую публику…
Иной век, иная жизнь, иное бытие
