Проект «Живая память». «В августе 45-го» (Из воспоминаний Анны Ивановны Воросовой. Часть 4)

28 марта 2016

Анна Ивановна Воросова родилась на территории Китая в городе Маньчжурия в 1924 году. Отец Воросов Иван Никанорович – казак, поэт, один из деятелей русской эмиграции в Китае. Анна Ивановна на момент, описываемый в воспоминаниях, проживала в городе Хайларе. В ССССР переехала в 1954 году, проживала на территории Кемеровской области и Красноярского края, работала в школе учителем русского языка и литературы. Написала мемуары, в которых подробно описывает историю своей семьи.

9 августа, как мне сейчас помнится, был понедельник. Несмотря на объявление об обороне, я приготовила себе на работу белое платье. Накануне мы долго гуляли, было много шуток, смеха, разошлись уже под утро. Я почти не спала, так как мы с Лелей доили коров, а потом выгоняли их в стадо. Я легла подремать перед работой, выходила на работу в половине восьмого. Обычно в семь часов у соседей - японцев нас будило радио, которое хорошо было слышно через стену. Песня, с которой начиналась радиопередача, помнится мне до сих пор: «Ватаси дэю року маньсю мусуме…».

Песня началась, и все оборвалось: раздались такие ужасные взрывы, что мы с Олей (а мы были одни в квартире)вскочили и от ужаса выскочили во двор. Леля разжигала самовар, а Иван Семенович ушел за лошадьми. Мы были в недоумении, что это за взрывы и предположили, что началась оборона. Ясность внесла японка, когда она вышла во двор. Леля её спросила, оборона ли это. Она сказала: «Нет, война. Совет». Так мы узнали, что началась война.

Вернувшись с лошадьми, Иван Семенович рассказал, что несколько самолетов сбросили бомбы в офицерское собрание, недалеко от дамбы, и что оттуда выносили раненых японских офицеров, он посоветовал мне не идти на работу. Но я была службисткой и собралась уходить, когда к нам зашел бывший сосед по двору М.А. Андреев или как его называли Мишка – цыган, очень коварный человек. Лёля всех предупреждала быть с ним осторожнее. После этого его никто не видел: пропал без вести. Мы с ним пошли. Город как вымер, все затаились по своим домам. Когда мы подходили к бюро, было без пяти восемь, прозвенел звонок на молитву. В это время налетело множество самолетов, ставших бомбить город, где мы находились. Шум моторов и грохот разрывающихся бомб создавали ужасное впечатление. Убежища во дворе не было, и все мы распластались на земле кроме генералов: они и еще несколько мужчин стояли и смотрели вверх. После мне рассказывали, что на мне не было лица, что какой-то мужчина, которого я не ни до ни после не видела, схватил меня за руку и со словами «лезьте сюда» приподнялся с земли. Я сунула свою голову ему под живот, так и была до конца бомбежки.

Когда налет закончился, Куликанова стала настойчиво проситься домой, хотя всех звали в какое-то убежище, но у неё дома оставались маленькие дети. Я тоже последовала за ней. Генерал Бакшеев сказал: «Я вас не задерживаю, господа, идите с Богом», и мы с ней побежали. Она все время предупреждала меня, чтобы я не наступала на оборванные провода, чтобы не убило током. Когда мы подбежали к городскому саду, там действовала по всей форме японская оборона: японки бегали, суетились, кому-то оказывали помощь.

Не успела я добежать до своего дома, как начался третий налет. На сей раз досталось нашему острову. У Ивана Семеновича было неглубокое убежище, и все мы там спрятались, да еще к нам присоседились наши соседки мать и дочь Федченко. Иван Семенович сохранял спокойствие и даже решил пошутить: взял несколько мамушек и стукнул ими по дощечке, которая прикрывала входное отверстие. Сама Федченко ахнула и упала в обморок, а нам стало смешно.

Вообще-то было очень страшно: ужас брал от мысли, что вдруг бомба попадет прямо в тебя и сейчас от тебя ничего не останется. Описать это чувство невозможно.

Как только мы вышли из убежища, решили не дожидаться четвертой бомбежки и побежали на Аргунь, на 13-й разъезд, к дяде Мише Воросову на заимку.

Я, Оля, Лёля да еще Поля Баранова пошли пешком, а Иван Семенович остался, чтобы собрать вещи, нагрузить их на телегу, все закрыть и поехать вслед за нами. Это был сложный путь: ноги не шли, отнимались. Продвигались медленно, несмотря на то что торопились. Или нам только так показалось. Особенно трудно было преодолеть мост через Имынь. В самой речке под дамбой было много народу: спасались от бомбежки, а на шоссе, ведущем в город, было безлюдно.

До Кудахана (пригород Хайлара) было 5 километров. Чтобы пересечь железную дорогу, нужно было пройти шоссе под углом, на этом пути находился военный городок, как мы потом узнали «лагерь смерти». Все это было обнесено земельным валом метра три высотой, утрамбованным дерном, по верхней площадке которого ходили часовые. На этот раз вместо суровых взглядов, они, устрашающе клацая затворами винтовок, весело говорили нам: «Россиядзин мусумэ! Карашо!» Нам было не до них. Где-то за Кудаханом, там, где шли ровные ряды японских складов (Хандасоки), мы увидели еле бредущих Нину Рюхтину, которая несла на закукорках 4-х летнюю дочь Галю, и Лену Стрельникову, держащую за руку Вову, сына Нины. Они были дочерьми дяди Миши и нашими двоюродными сестрами. Вскоре нас догнал Иван Семенович, уставших посадили на телегу, и мы добрались до заимки.

В следующей публикации воспоминаний А.И. Воросовой читайте о жизни эмигрантов входе боевых действий в начале Маньчжурской операции в августе 1945 года.

1. Мемуары Воросовой Анны Ивановны.

2. Фотография. Режим доступа: http://khabtime.info/print/?id_blog=23991

Продолжение следует...

Младший научный сотрудник
Новоселов Михаил Юрьевич