Проект «Живая память» Воспоминания Евдокии Тимофеевны Кутявиной о революционных событиях и Гражданской войне

18 ноября 2015

Тетрадь с воспоминаниями бывшей горничной семьи Юдиных хранится в научном архиве Красноярского краевого краеведческого музея. Нужно отметить, что Евдокия Тимофеевна Кутявина была малограмотной. Текст сложен для прочтения из-за отсутствия знаков препинания и орфографических ошибок. Для того чтобы облегчить восприятие смысла, мы оцифровали текст, а также внесли некоторые поправки, сохранив при этом содержание.

Воспоминания состоят из двух отрывков. В первую очередь, мы публиковали воспоминания Евдокии Тимофеевны о Юдиных и их усадьбе. Данная публикация посвящена воспоминаниям о большевиках 1917 года, а также о Гражданской войне.

Записи датированы не ранее, чем 1968 годом. Сейчас Е.Т. Кутявиной уже нет живых, однако ее воспоминания – субъективные, в некоторых моментах - спорные, интересны с точки зрения истории неофициальной. Она пишет о тех моментах, которые не принято фиксировать в учебниках. Вашему вниманию предлагаются воспоминания «маленького» человека о «больших» событиях столетней давности.

«После установления Советской власти в 1917 году, у них было много врагов. Вся буржуазия и белогвардейщина обрушилась на Советскую власть с помощью иностранных войск. Летом 1918 года Советская власть в Сибири была свергнута. Власть перешла в руки белогвардейщины с адмиралом Колчаком во главе. Настали тяжелые времена, сразу начались аресты и расстрелы, многих повесили. Были созданы карательные отряды, которые вылавливали большевиков, уводили и расстреливали ни в чем не повинных людей. Ночи не проходило, чтобы не было облавы.

Я помню, как в село Еловка Балахтинского района приехал карательный отряд. Мужчин со всего села собрали в сборню - так назывался дом для деревенских сходов. Там их пороли всех без разбора, и заставляли друг друга пороть: сын – отца, отец – сына, брат – брата. Двух человек запороли насмерть. А одиннадцать человек повели к реке Чулым, к проруби, чтобы расстреливать. Расстреляли 10 человек, а одиннадцатый каким-то чудом спасся, скрылся между мертвых тел и остался в живых.

Матери боялись за своих детей. Запрягали лошадей в сани, ставили в сани большие короба и усаживали внутрь детей, а потом увозили на заимки, лишь бы их спасти. Вот как это было.

Партия была вынуждена уйти в подполье, вести работу тайно. Много погибло в это время наших товарищей.

Для борьбы с властью Колчака был организован партизанский отряд, партия помогала партизанам руководить отрядом Щетинкина. Скрывавшиеся товарищи ушли в партизанский отряд. Подпольная организация помогала партизанам доставать материалы, оружие, свинец и олово и все прочее, в чем они нуждались. Я также принимала активное участие в отправке материалов для партизан, возила на явочную квартиру свинец и баббит, олово, возила листовки в город Ачинск. Доставали мы также соли и мыла для партизан. Ездить мы могли только с моим мужем Кутявиным, он в то время работал машинистом паровоза, или с другим машинистом по фамилии Крюков. Больше ни с кем не пытались ехать. Со своими-то, бывало, едешь ни живой ни мертвой, боялась и за себя, и за мужа. Поездки наши были рисковые. Ох уж натерпелись страху, никогда не забудем!

Больше всего боялись карательного отряда. Когда мой муж ставил свой паровоз на промывку, я всегда ходила с ним на уборку паровоза. Там мы доставали свинец, а олово мне передавал слесарь Москалев и машинист Крюков, а я относила все это домой и прятала до отправки в отряд. Машинисты Кутявин и Крюков, слесарь Москалев, Елизарьева – все они были членами партии с 1917 года. Сейчас они находятся в интернате.

В 1918 году наше местное Правительство во главе с товарищем Вейнбаумом, а также Дубровинский, Марковский, Лебедева, Белопольский и Яковлев, уплыли вниз по Енисею с документами и ценностями, была с ними и часть красногвардейцев. Их догнали на пароходе белогвардейцы, пришлось сдать все, их арестовали и привезли обратно. С пристани их повели в тюрьму. Казаки Белопольского привязали к лошади и тащили его до тюрьмы, дорогой кололи его штыками и до тюрьмы не довели, скончался по дороге. Лебедева дошла только до речки Качи и скончалась на берегу. Безнадежного Марковского бросили там же, после он умер на операционном столе. В общем, три человека скончались дорогой, а остальных довели до тюрьмы и всех расстреляли.

Власть Колчака вешала и расстреливала красных трудящихся. Народ понял, что Колчак не считался ни с чем, и его власть была не для народа. В конце 1919 года власть белогвардейщины была свергнута. Красная армия с партизанами и всем трудящимся народом восстановили власть Советов.

В 1920 году была создана комиссия по розыску могил погибших товарищей. Было найдено 64 трупа, а остальных не нашли, потому что все было смешано с землей. В марте месяце 1920 года были перенесены в братскую могилу 64 гроба, расположенную в конце городского кладбища.

Что еще было страшного после Колчака? Тиф. Люди многие болели, даже на улице падали и умирали. Голодные лошади грызли деревянные столбы и стали пропадать. А что было на вокзале? Все замерзло, загажено, просто страшно смотреть было. Приходилось нам чистить город от мусора и пропастин.

Топиться было нечем, кое-как доставали дрова для госпиталя и туда, куда было необходимо. А городское население кто как мог… На Николаевском кладбище была хорошая роща, ее всю вырубили, брали даже кресты и памятники на дрова и уносили с собой.

Мой муж Е.А. Кутявин был на Мариинском фронте, попал в окружение и сидел в сыром болоте 3 дня без куска хлеба. Простыл и заболел, потом все время, на протяжении 20 лет, ходил в бинтах. Еще ездил в город Иркутск на подавление восстания в бронированном паровозе с бойцами красногвардейского отряда в 1917 году. Здесь, в Красноярске, все время работал в подпольной организации, был выбран от паровозного парка. Доставлял все сведения на явочную квартиру, которая располагалась по улице Обороны (ныне дом 13). Там жил один коммунист – Иван Васильевич Сысонов, вот ему-то все сведения и давали, к нему-то и приезжали связные из партизанского отряда. Я тоже ходила на ту квартиру, муж всегда просил меня стоять на карауле, смотреть за полицией, пока они проводили маленькое собрание. Но скоро Сысонов сменил квартиру, переехал в Николаевку. Но работу все также продолжал без отдыха.

Кутявина Ефима Андреевича часто отправляли по деревням: по чистке партии, по заготовке хлеба и по всем важным делам. Несколько раз он бывал на Съезде. Со Съезда остались фотокарточки, хранятся в музее.

В 1925 году было еще нападение кулачества. В это время мы жили на станции Камарчага. Там было два коммуниста – мой муж и товарищ Мушович. Однажды они поехали в деревню Никольскую, там тоже жил один коммунист. Они проводили собрание по ликвидации кулачества, и кулаки подняли стрельбу и убили их коммуниста. А наши выскочили в окно и лесом, не по дороге, прибежали домой расстроенные. Через два дня мой муж взял двух ребят и пошел на станцию, а я осталась дома с грудным ребенком на руках. К воротам водокачки подъехали двое, один зашел в квартиру и спросил, дома ли машинист водокачки. Я сказала, что он ушел на вокзал.

- Вы завтра празднуете? – спросил он меня.

- Если число красное, то празднуем, - сказала я.

Он встал, прошел мимо меня к численнику. Посмотрел в него, в численнике было число черное. Он повернулся и схватил меня за горло, я этого не ожидала. Он стал душить да приговаривать, что уничтожат нас всех – гадов, чтоб мы не ползали по их земле. Я сидела и почувствовала усталость, бросила ребенка на стол и начала из его рук вырываться. Оттолкнула его от себя, у него ноги были мокрые, он по полу скользил, и я заскочила на кровать, там, на полочке, был наган. Я его схватила и кричу, что буду стрелять. Он, когда увидел у меня в руках наган, попятился к двери, и тут же выскочил. Я сейчас же эту дверь на задвижку, и к телефону – звоню на станцию. Прибежал муж, а их уже и следа нет. Мой ребенок на столе заходился от крика. А я потом носила на своей шее синяки. Это осталось в памяти на всю жизнь».