Проект «Живая память». Деятельность подпольщика (из воспоминаний Павла Макаровича Михайленко. Часть 3)

16 августа 2015

П.М. Михайленко родился 23 марта 1922 года в большой крестьянской семье в маленькой таежной деревушке Кашинке Нижнеингашского района. В апреле 1941 года был призван в Красную Армию, служил в г. Барановичи (Белоруссия), в первом мотоциклетном полку. 27 июня 1941 года город Барановичи был оккупирован германскими войсками. Значительная часть красноармейцев их полка попала в плен, в том числе был пленен и Павел Макарович. При перевозке пленных в Зимний лагерь под Варшавой, Павлу Макаровичу с группой товарищей удалось сбежать из вагона, не доезжая г. Малкино (Малкина) в Польше.

Павел Макарович поселился в деревне Проневичи в квартире Прасковьи Ануфриевны Шурбак, которая свела его с представителем подпольной организации.

О тонкостях нелегальной жизни подпольщика расскажет данная публикация.

В деревне я и Миша Гусев жили нелегально, не состояли на учете в полиции. Гражданин Филипп Корсак, житель деревни Проневичи, проявлял большую нервозность, подстрекая солтыса (сельского старосту) Сергея Корицкого, заявить в жандармерию о проживании в деревне советских граждан, бежавших из плена. Солтыс явился ко мне с ультимативным требованием: либо уйти из деревни, либо встать на учет. Я дал слово уйти из деревни.

Ночью я отправился в соседнюю деревню Ореховичи, к Момотко Валентину, с которым нужно было выйти на связь в случае, если прервется связь через Андрея Савицкого в Проневичах. Момотко сообщил мне неприятную новость о том, что подпольная организация в Бельске разоблачена фашистами и многие были арестованы. Те, кто остался, спрятались, и всякие связи прекратились. Он предложил мне зарегистрироваться с тем, чтобы закрепиться на месте для возобновления связей в дальнейшем. Однако я не мог рисковать, лично явившись в полицию.

- Нужна какая-нибудь справчонка, тогда можно было бы по ней зарегистрироваться заочно, - предложил Валентин.

Я вспомнил, что весной в деревне был один гражданин, выпущенный из лагеря военнопленных по болезни как житель Белостока. У него была открытая форма туберкулеза. Он ходил из дома в дом, некоторое время жил и у Прасковьи Шурбак. Он показывал мне свою справку на немецком языке, где указывалось, что гражданин Марущенко освобожден из лагеря военнопленных, находящегося под Варшавой, ввиду болезни. Он умер в доме Мицкевича в Проневичах.

Возвратившись назад, я спросил у Мицкевича, не сохранилось ли у них справки умершего. Она оказалась цела и ее отдали мне. Эта справка дала возможность солтысу зарегистрировать меня заочно в жандармерии. На следующий день он с радостью сообщил мне, что все в порядке и дальше я могу жить спокойно. Вскоре всем сельчанам стали выдавать «аусвайсы» (документ, удостоверяющий личность), вместе с ними документы получили и мы с Мишей Гусевым.

Весной 1943 года в деревню Проневичи прибыл еще один паренек, бежавший из плена – Леня Гузеев. При знакомстве выяснилось, что это был тот самый товарищ, которому удалось прихватить проволочку, принесшую нам свободу 18 октября 1941 года. Встреча оказалась очень приятной. Леня тоже остановился в Проневичах и нанялся пастухом в деревне, жизнь пошла еще веселее.

Однажды Леня Гузеев и Миша Гусев позвали меня в огород одной усадьбы.

- До каких пор мы будем сидеть бездельничать? Наши братья умирают, сражаются, а мы отсиживаемся. Уже лето, тепло. Чего тянуть? – задали они мне вопрос.

Я пытался их успокоить, обещая скоро получить команду к выступлению. Но они, видимо, мне не поверили и не стали открывать своих замыслов.

На следующее утро в деревне поднялся шум. Выгнали коров в поле, а пастуха нет.

Мне стало ясно, что Ленька с Мишкой ушли в лес, вот почему они вели со мной такой разговор. Вскоре в тихую темную ночь на квартиру к хозяйке постучали в окно. Пришел весь отряд, человек пятнадцать во главе с Александром Трусовым. Леня и Миша были с ними. Трусов, здоровый коренастый парень, рассказал об их делах. Они партизанили в лесах с первых дней войны, попали в окружение, потеряли связь с большой землей и крупными партизанскими соединениями. Уходить с ними я не согласился и предложил держать связь.

Через несколько дней Прасковья Ануфриевна сообщила мне, что Миша ранен и спрятан у своей хозяйки. Я бегом туда, осмотрел рану: рука была распухшая, рана сквозная, выше локтя кость была цела. Хозяйка оказала помощь, но ничего не помогало. Миша еле сдерживался от боли. На следующий день появилась гангрена, руку нужно было ампутировать, врач в Бельске отказался сделать операцию.

Уже позднее, спустя несколько дней, когда я скрывался от полиции, через Прасковью Шурбак узнал, что Миша скончался за деревней в березнячке, там его и похоронили.

В следующей публикации читайте об участии Павла Макаровича в организации нападения на тюрьму.

Е.А. Борисенко,
ст. научный сотрудник отдела истории